Взвихрённая Русь – 1990 - стр. 24

– Не знаю, – твёрдо ответил мужчина.

Чёрте каких тут мухоморов в шляпах понаставили! «Не зна-аю!» Да я сам не знаю! А кто же будет знать? Кто, какой, понимаешь, смельчак возьмётся им отвечать?

Нервы и страх давили его.

Беспорядочно он стал колотить пальцами в траурный мрамор, как начинающий бесшабашный пианист по клавишам.

То ли выбивал морзянку вниз, в пуленепробиваемый гроб главному красному мухомору, то ли инопланетянам. Смятенно спрашивал, что же делать.

Но ни отдыхающий в пуленепробиваемом гробу отец революции, ни инопланетяне не кинулись к нему на помощь. До мумии он вообще не достучался. А инопланетяне его не поняли.

А! Никому не надо? Мне больше всех надо?.. Говорить?.. За храмом с вами поговорят свинцом К-каждому обломится по девять граммов!

Он зверовато крутнулся, махнул рукой и, угнувшись, жиманул с мавзолея. И весь всполошённый его мухоморный колхоз крысино зарысил за ним. Это было в одиннадцать сорок.

Площадь растерянно закричала:

– Мы же пришли к вам говорить!

– Или они грибов объелись?

– Почему вы уходите?

Тогда с мавзолея-табакерки побежали, толкаясь и налезая овцами друг на друга, побежали вниз, к своему грибному вождю.

Вселенская пропасть разверзлась между площадью и Кремлём. И Красная площадь, улюлюкая, анафемски хохоча, свистя, презрительно орала на другой, кремлёвский, берег:

– По-зор!

– По-зор!!

– По-зор!!!..

Алла тронула Колотилкина за рукав, показала на президента у края мавзолея.

– Смотри, как сейчас мстительный, в шляпе, угнутый… очень похож… Знакомый… бериевский профиль?..

– А ты верно подметила.

– И какой маленький. За траурным парапетом одну шляпу видать.

– Наверно, таким Бог неохотно рост даёт. Что этот, что Ленин, что Сталин – мелочовка.[28] Сталину на табакеркинской трибуне даже подставку подпихивали под ноги, чтоб выше других был.

– Ни один из них не чета Ельцину. Богатырю народному… Почему они все пригнулись? Прячутся в беге за парапетом?

– Знают киски, чьё мяско слопали…

– То-то за всю историю нашего государства правитель впервые бежал с мавзолея под гневный гул народный…

– И не забудь. Бежал и под бравурную, торжествующую, чего-то там утверждающую музыку из обалделых кремлёвских усилителей. Какое изящное оформление картины бегства!

А на гостевой трибуне первая ледя сверхаккуратно ломала пальцы.

– Что он делает? – нервно шептала она. – Что он делает? Нельзя уходить! Надо немедленно вернуть его на мавзолей! Нельзя уходить! Нельзя!

А он – хозяин барин! – буркнул себе льзя и дунул.

Но жена права. Он не должен был уходить. Это понимали все на площади. Это поймал каждый камушек в брусчатке.