Взрослые люди (сборник) - стр. 35
Кому и что ты хотела доказать?
И почему ты молчишь, не отвечаешь?
Полгода назад я овдовел. De mortuis aut bene, aut nihil[1]. Дети совсем большие.
Мне кажется, нам есть о чем поговорить.
Коля».
Аглая Сергеевна вытерла слезы.
Потом курсором выделила фразу насчет академика-лауреата и нажала delete.
Насчет «овдовел» – тоже убрала.
Потом вместо «Коля» написала «Павлик».
Потом сохранила.
Перечитала еще раз и отправила в папку с именем “nikogda”.
почти безнадежный случай
Какая жалость
Борис Петрович увидел в газете объявление: просили помочь больному ребенку. Таких объявлений он видел много, но не обращал внимания. А сейчас почему-то жалко стало малыша. Борис Петрович был человек небогатый, но пара тысяч у него бы нашлась. Возиться с банковским переводом не хотелось, он позвонил и спросил, можно ли приехать и отдать деньги в руки.
Квартира была бедная, заставленная коробками. Неподвижный мальчик в кроватке. Мама без мужа. И еще там была одна женщина. Представилась: соседка и подруга по несчастью.
Борис Петрович отдал конвертик и подошел к ребенку. Ребенок был изможденный, весь белый, глаза мутные. И такая страшная, нестерпимая жалость вдруг охватила Бориса Петровича, что он положил руку ребенку на грудь, а тот посмотрел на него, поднял голову, сам сел в кроватке и весело позвал маму.
– Как это вы, как это вы? – повторяла она, не веря чуду.
– Не знаю, – смутился Борис Петрович. – Просто жалко стало.
– Может, моего тоже пожалеете? – сказала подруга по несчастью. – Мы тут рядом, на седьмом этаже.
– Пойдемте, – сказал Борис Петрович.
Потом эти две женщины – Алла и Наташа – все организовали. Взяли на себя материальные дела и вопросы. Потому что с работы ему, конечно, пришлось уйти. Жена от него тоже ушла и сына забрала.
Но ему было некогда страдать и писать ей письма.
Принимал он у себя дома. Восемь человек в день, не больше. Но зато каждый день, без выходных. Пробовали по десять, но оказалось, что девятого и десятого он уже не может как следует пожалеть.
Потом очередь стала уменьшаться.
На четверг было записано всего четыре человека.
Троих он пропустил до обеда. Потом съел окрошку на кефире и кусок вареной курицы. Вернулся из кухни в кабинет и пригласил ожидавшую в другой комнате семью – маму, папу и ребенка.
Ребенок был почти безнадежный: какой-то редчайший синдром. Родители рассказывали подробности, перебивая друг друга. Борис Петрович погладил ребенка по голове и вдруг понял, что не жалеет его. Вообще ни капельки. Первый раз за все эти годы.
– Минутку, – сказал Борис Петрович и вышел в ванную.