Взгляд змия - стр. 3
– Слава богу, – сказал отец, увидев, что я открыл глаза. – Мы думали, тебе хуже. – Зрачки его синих глаз то суживались, то расширялись, как у рыси, и я понял, что он сердится на меня.
– Никак сверзился, – пытался объясниться, приподнявшись на локте. – Не успел оглянуться, как голова закружилась. Я не нарочно, отец.
Но отец сердился не на меня, а на деда. Дед ворчал:
– Не будет из Криступоньки ремесленника. Жидка его башка на крыше сидеть. А там ведь и рубанком и топором помахать надо.
– Легко тебе, – произнес отец, и я понял, что он едва сдерживает себя. – Легко тебе говорить. Мальцу девять лет, с рассвета до сумерек высиживает наверху, солнцем паленный, ливнем моченный.
– Не было ливня, Сципионас. Не выдумывай, – буркнул дед.
– И на том спасибо, – сказал отец. – Лежал бы сейчас с горящими легкими. Ладно, – добавил он, – больше не позволю ребенку туда лазить. Делайте, что хотите.
– А повстанцы? – спросил дед.
– Повстанцы? А что мне до них? Я ради трех моргов[2] земли, ими обещанных, коли победят, жертвовать сыном не стану. Нам что, земли не хватает?
– Хватает, Сципионас, – с некоторой грустью ответил дедушка. Это значило, что он не придумал, как получше ответить отцу.
Но споры у нас дома так просто не кончаются. Отец с дедушкой простояли бы надо мной до самого вечера, неспешно, но весомо защищая каждый свою правду. Так бы и было, если б я, лежа в траве, не почувствовал спиной, как дрожит земля.
– Кони, – сказал я. – Я слышу конный отряд.
– Не суйся, Криступас, когда взрослые разговаривают, – не глядя на меня, буркнул отец.
Только дедушка встрепенулся:
– Далеко ли, Криступас, дитятко?
Я прислушался:
– Где-то рядом.
– Слава тебе господи, – вздохнул дед. – Это они. Ну что, Сципионас, моя взяла?
Отец, однако, не на шутку изготовился к спору.
– И зачем надо было ребенку торчать на крыше, как аисту? Лучше бы весь день валялся под деревом.
Дедушка повернулся к нему спиной и ушел.
Отец, крайне недовольный, пошмыгал носом и тоже ушел, только в другую сторону. Я остался лежать в тени.
Дед взял вилы для сена на длинной рукояти, привязал к ним ярко-желтую косынку нашей покойной бабушки и вышел к воротам. Вскарабкавшись на них, поднял вилы над головой и принялся размахивать косынкой, словно флагом. Как-то, года через два, я спросил у него, обнаружив желтый плат в ящике комода, правда ли, что флаг повстанцев был желтого цвета.
– Сущая правда, – не моргнув глазом, ответил дед: видно, он и сам успел в это поверить.
И вот он махал своим приспособлением так долго, что мне надоело на это смотреть, потом слез и отнес флаг в клеть. Вскоре показались всадники.