Взгляд со второго этажа - стр. 34
Постучал в дверь и тут же вошел папа.
– Вот вы где! Беседуете? Ты рассказала Ивану, что едешь учиться?
– Да, папа, рассказала.
– Напоминаю: ты, Ольга, уезжаешь после сорокового дня, Ваня – после девятого. Я передумал.
– Но папа! Пусть Ванечка до «сороковин» останется! – взмолилась я.
– Никаких! Учиться надо! – отрезал Борис Павлович. – Разболтается тут.
– Разболтаться – не разболтаюсь, но дед прав, учиться надо. Честно говоря, меня всего на неделю отпустили, – Ванечка опустил голову. – Хотел тебе, ма, позже сказать, знал, что расстроишься.
Спина моя, как всегда, покрылась потом, ноги задеревенели. Я так надеялась подольше пробыть с сыночком!
– Конечно, расстроил ты меня! Хотелось подольше с тобой пообщаться, – тут уже естественные слезы покатились из моих глаз.
– Ну, хватит трагедии! – папа встал с кресла. – К вечеру монашки приедут, Псалтирь над Семеном всю ночь читать будут. Ты, Оля, с Ваней, выходите хотя бы через час к гробу – народ-то приезжает прощаться.
Он вышел.
– Ладно, ма, я пока к Вике пойду, а ты будешь спускаться вниз – зайди за нами. Мы наготове, – уже открывая дверь, сказал Иван.
Я осталась одна. Было о чем поразмышлять, подумать. Вот приехал сын, мы с ним будем вместе целых девять дней, будем общаться, вместе завтракать, обедать, ужинать. А будем ли? Если смотреть правде в глаза, он, может, целыми днями будет мотаться по городу, показывать своей креолке наши достопримечательности. Вот-вот! Чую, так оно и будет, да!
Сильнейшее чувство обиды охватило меня. Не только обида, но и жалость к себе самой стали вдруг главными чувствами на данный момент. Голова понимала, что происходят естественные процессы взросления мальчика, переориентировка его интересов, но сердце разрывалось от жалости к себе, да, к себе! Я его выносила, родила в муках, ласкала, кормила, поила, любила, купала… Много счастливых лет мы были вместе! Голова понимала и раньше, что он женится, обретет свою семью, свою любимую женщину, оторвется от меня. Но сердце опять рвалось от жалости к себе: у меня отнимет счастье служить сыночку, любить его и заботиться о нем некая молодая особа, с которой он будет нежен и предупредителен, которую будет ласкать, обнимать и целовать. Как все несправедливо!
Я решила, что лучшего времени для печали у гроба мертвого мужа не найти, поправила траурный наряд, глядя в зеркало, и пошла вниз, стукнув по дороге в дверь Ваниной комнаты.
– Я вниз! – крикнула ему, не открывая дверь.
– Сейчас тоже спустимся! – ответил из-за двери сын.
Вот с таким печальным настроением я медленно спустилась вниз и подошла к гробу. Стоявшие здесь люди расступились, пропуская меня, со всех сторон были слышны слова соболезнования, негромко, как фон музыки в кинофильме во время какой-нибудь минорной сцены.