Взаимосвязан мир. Фантастическая поэзия и проза - стр. 6

С печатью грусти на худом лице,

Откинувшись в седле, как на подушки,

Съезжал с холма на белом жеребце,

Съезжал сам Александр Сергеич Пушкин.

Не верилось ему, что он живет,

Что груз веков его не сгорбил спину,

И роковой свинец в груди не жжет,

И руки ослабевшие не стынут.

Ожили чувства через сотни лет —

Триумф науки дерзостной и строгой,

Бессильным оказался пистолет

Перед могучей, праведной эпохой.

Несметным поколеньям, как огонь,

Его служила лира беззаветно,

И вот с благословления богов

Смогли потомки воскресить поэта.

Он здесь и где-то там, в седой дали,

Где путь, как вспышка, был и жгуч, и краток,

Возможно ль начинать без Натали

Четвертый, с честью прерванный десяток?

Прекрасен мир знакомый и чужой —

И как в нем отыскать для сердца друга?

Возможно ль снова стать самим собой

Средь улиц скоростного Петербурга?..

А жизнь брала свое, и дивный путь

Уже в ней пробивали биотоки,

И вдохновение теснило грудь,

И наплывали пламенные строки,

И наполнялся смыслом дальний гул,

Чертивший в глубину Вселенной трассу…

Стоял живой поэт на берегу

И говорил: «О море, здравствуй, здравствуй!»

У маленькой куклы личико белое,

Кудряшки как стружки и голос певучий,

А я – смуглянка широкоскулая,

Хриплю и пугаю вихрами колючими.

Она вечерком засыпает, как птичка,

Под тихие и приличные сказки,

А мне под ухо визжат электрички

И ругань от пьяных скандалов под виски.

Утром игрушка в постельке нежится,

А я трясусь в тарантасе гулком.

И все мечтаю: а может, сбудется —

Однажды проснуться беленькой куклой?

Я – мустанг, я лечу над прерией,

Обгоняя крылатых птиц,

Необузданный, неизмеренны́й

Мой разбег не знает границ!

Я несу полутонную массу,

Я изящною шерстью покрыт,

Но дороже шкуры и мяса

Людям резвость моих копыт.

И берут меня в плен двуногие,

(Мне их хитростей не сосчитать),

И ведут в города-берлоги,

Где тускнеет природная стать.

Чтоб скакал я и брал барьеры,

Чтоб плясал, гарцевал трусцой,

Меня держат в чистых вольерах,

Холят, кормят травой и овсом.

Ублажают пробежкой по лугу,

Поят влагою сладкой, как мед,

Серебром вышивают подпругу

И шампунем смывают пот.

Только вижу я над собою

Плетку жгучую, как тавро,

И все чувствую шпору ковбоя,

Словно пуля клюет ребро.

Только рвут удила мои губы,

И с оттяжкой стальной мундштук

Разбивает в крошево зубы

Жалит нёбо, как черный паук.

Я боюсь этой адской боли,

И меня заставляет страх

Подчиняться жокейской воле,

Даже если темнеет в глазах.

Потому меня манит прерия,

Где свобода и радостный бег,

Человеку просто не верю я,

Как не верит он сам себе.

Я – рысак, я впряжен в тачанку,

Мчимся мы через шквал огня,

Подлетаем к хлопцу-подранку —