Выжженная трава - стр. 31

Но я все же в зале суда, чтобы сказать то, что требуется. Тому причина – Катя, которая в последнюю нашу встречу доверила секрет и попросила охранять его так, словно он был моим. И это выступление – не дань уважения Кате и не помощь ей, это выполнение обещания. Если завтра я не развалю процесс, то виновный человек будет безнаказанно жить дальше. Будет думать, что ему все позволено и он неуловим, непобедим и никакие законы не писаны. И эта маленькая Катина жизнь, доверенная мне, не будет стоить ничего. Этого допустить я не могу.

В последний раз я видел Катю осенним вечером, когда она сама позвонила и попросила приехать на Ленинградский вокзал. Сказала, что хочет поговорить и будет рада увидеться.

Первой мыслью было отказаться. Я ведь решил, что должен дать ей возможность жить самостоятельно. Жить, не оглядываясь на меня. Жить без расчета на мою помощь.

Но приехал.

Я совсем не удивился тому, что она выпившая. Не то чтобы прямо вдрызг, но за руль точно нельзя. Видимо, выпитое сняло барьеры, и, завидев меня, она вскочила с места и кинулась обниматься, попутно сообщая, что скучала.

Место для встречи она выбрала странное – уличная веранда питейного заведения, выходящая на загруженную Краснопрудную улицу. Был прохладный пятничный вечер, машин много, а вот людей в заведении совсем нет. Мы единственные, не считая выпивающих официантов за соседним столиком. Как оказалось, славу этому заведению приносили не только сервис и кухня, но и цены. Официанта ждали минут двадцать пять, а заказ принесли, когда мы собрались уходить. При этом еда была холодной и невкусной, а счет – астрономическим. Если бы мы пришли сюда, чтобы приятно провести вечер за едой и выпивкой, то, конечно же, были бы очень расстроены. Но мы собрались здесь совсем не за этим.

Катя некоторое время трепалась ни о чем, стараясь не выдать волнения, но я видел, что ее что‑то тревожит. Как будто было что‑то, что она хотела рассказать, но мучительно оттягивала момент, потому что не понимала, чего хочется больше: рассказать или сохранить в тайне.

В какой‑то момент беседа подошла к той точке, когда приходится принимать решение: или говорить то, ради чего собрались, или прощаться и расходиться. Я не торопил, решение должно быть за ней.

– Я совсем запуталась, – сказала она наконец. – Я уже не знаю, что хорошо, а что плохо.

Я молчал. Этого было слишком мало и могло означать что угодно. Больше не попадусь. Если Катя что‑то действительно собиралась рассказать, то пусть говорит сама. Ничего вытягивать не стану. Я решил это твердо, и пришлось прикусить себе язык, чтобы не начать спрашивать.