Выжившие - стр. 9

Они сидят на ступеньках, осматривая раны друг друга. Они не просят прощения, они просто не умеют этого делать, их никогда этому не учили. Они осторожно ощупывают друг друга, смазывают раны, прижимаются лбами друг к другу. Три брата заботятся друг о друге.

В вязкой, влажной тишине летней ночи Бенжамин внезапно слышит звук приближающейся к ним через лес машины. Он смотрит на склон. Полицейский автомобиль медленно пробирается сквозь заросли по узкой дорожке к участку. Вот и загородный дом, одиноко стоящий дом, проглядывающий сквозь неплотные сумерки июньской ночи.

Мама и папа пообедали в беседке. Папа собрал тарелки и стаканы. Мама взяла бутылку белого вина и аккуратно поставила ее в холодильник. Затем из туалета раздался звук спускаемой воды. Папа прополоскал горло и сплюнул в раковину. Затем оба тяжело поднялись по ступенькам. Бенжамин слышал, как хлопнула дверь в спальню, и все стихло.

Они называли это «сиестой». Ничего странного, объясняли они детям – в Испании так все делают. Хорошо вздремнуть часок после обеда, чтобы начать вечер свежими и отдохнувшими. Для Бенжамина это был долгий час безделья, за которым следовали очень странные полчаса, когда родители заходили в беседку и тихо сидели на пластмассовых стульях. В это время Бенжамин старался держаться подальше, чтобы дать им возможность спокойно проснуться, но потом все-таки подходил, и братья тоже стягивались сюда с разных сторон участка, потому что иногда после сиесты мама читала детям вслух. В хорошую погоду они усаживались на пледе в саду, а в дождь забирались на кухонную софу перед камином. Дети сидели тихо и слушали, как мама читает старых классиков, книги, которые, как она считала, они должны знать. В такие моменты существовал лишь мамин голос, больше ничего. Свободной рукой она поглаживала кого-нибудь из мальчиков по голове, и чем дольше она читала, тем ближе придвигались к ней сыновья, пока наконец не начинало казаться, что они все сидят в обнимку, и непонятно, где начинается один ребенок, а где заканчивается другой. Дочитав до конца главы, мама резко захлопывала книгу перед носом мальчиков, и все вскрикивали от неожиданности.

Бенжамин сидел на ступеньках. Он ждал. Он рассматривал свои угловатые загорелые ноги, укус комара на худенькой коленке, чувствовал запах обожженной солнцем кожи и «Салюбрюна», которым папа смазывал ожоги. Сердце забилось чаще, хотя он почти не двигался. Он не тосковал, нет, он чувствовал что-то, чего и сам не мог объяснить. Ему было грустно, и он сам не знал почему. Он посмотрел на спускающийся к озеру холм, на побелевшую выжженную солнцем траву. И почувствовал, как все вокруг него рушится. Казалось, что поляну накрыли стеклянной крышкой. Он смотрел на осу, кружившую над тарелкой с соусом, оставшейся на столе. Оса была тяжелой, двигалась неуверенно, с ней что-то было не так, крылышки двигались слишком медленно, все тяжелее и тяжелее, и вот она попала в соус и увязла в нем. Бенжамин следил за тем, как насекомое изо всех сил пытается выбраться, его движения становились реже, наконец оно замерло. Он прислушался к пению птиц, внезапно ему показалось, что они тоже чирикают медленнее, в половину обычной скорости. Затем все стихло. Бенжамина охватил страх. Остановилось время? Он пять раз хлопнул в ладоши, он всегда так делал, чтобы вернуться в сознание.