Выжить без зеркала. Сборник новелл - стр. 3

Проснулась Аня в понедельник. Уже в другой палате, здесь было всего пять кроватей, и они были уже не железные, советские, а такие, какие ставят в операционных. На каждой кто-то сидел, каждая в халате в цветочек, они куда-то собирались.

Лицо опухло, Аня хотела посмотреть на себя в зеркало, но, оглядевшись, ничего не нашла.

– Ой, сама встала, спящая красавица, – веселая тетка нежно толкнула Аню справа. – Прямо к завтраку.

В столовой столы. За каждым сидели по пять человек, Аня проследовала за старшими соседками по палате. Женщины в фланелевых халатах дробили ложками холодные сосиски.

Веселая тетка с шутливой суровостью снова толкнула Аню:

– Сосиску бери, сейчас какая-нибудь неадекватная заберёт, без завтрака останешься.

– Я вегетарианка.

– В смысле, мясо не ешь? – тетка явно была удивлена, – Вчера уплетала за обе щеки.

– Ещё бы, вчера котлетосы были – огонь.

Аня вздрогнула. Это был голос умирающего человека. Абсолютно точно, это последние слова ещё живого, но совсем недолго, человека.

Её звали Настасья. Она была единственной, кому разрешали держать у себя расческу. Расческу для длинных, до пояса, черных, переливающихся на свету густых волос. Расческу. В отделении, где еда была холодная, где есть разрешали только тупыми алюминиевыми ложками, где разрешали душ раз в неделю и следили за тобой, пока ты моешься, где не было ни одного зеркала. Ей позволили хранить в прикроватной тумбочке расческу для своих шелковистых волос.

Сейчас они были стянуты в хвост.

– Котлетосы – огонь. А макароны. Это ужас. Могли бы и с пюрехой. Макароны – это же авокадо для бедных.

Настасья была высокой и очень крепкой. Тело амазонки, если бы им не завладела всепоглощающая апатичная слабость. Сколько она уже здесь? Она быстро поедала содержимое тарелки, закатав рукава. На запястье начиналась глубокая, проложенная лезвием дорожка и уходила дальше по предплечью.

Судя по шраму, ране было недель 7–8. Судя по тому, что она была жива, её доставили в больницу сразу же после нанесения.

После завтрака Аня чуть остановилась у входа в палату:

– Настасья!

Умирающая смотрела на Аню умоляюще, только о чем?

– Ты уже сколько здесь?

– Не помню. Месяца два, может.

Сил оставалось ровно столько, чтобы дойти до кровати. Покачивало и жутко хотелось есть. В палату, двери в которую никогда не закрывались заглянула медсестра. Та самая, которая радушной капельницей встретила Аню:

– В порядок себя приведите. Сейчас осмотр будет.

Гром веселой тетки с ласковой грубостью укладывал Аню:

– Поспи! Девочка, засыпай, когда Ирина Витальевна придёт, мы тебя разбудим.