Выстрел, который снес крышу - стр. 37
С опаской глянув по сторонам, он протянул Павлу руку, требуя от него физической поддержки. И только получив ее, опираясь на подставленное предплечье, он взгромоздился на шаткий постамент. Руками зацепившись за прутья решетки, выпрямился во весь рост и глянул в окно. Судя по тому, как от восторга вытянулось лицо Ромы, там он увидел что-то очень интересное.
– Ну вот, что я говорил! – громко и ликующе прошептал Дудник, спрыгивая на землю.
– Что там такое, покойник ожил? – совсем не заинтригованно спросил Павел.
Возможно, он ошибся, и это здание не склад, а морг. Расположено оно в березовой рощице вдали от главного больничного корпуса, здесь безлюдно и тишина мертвая, может, потому и возникла такая мысль.
– Какой покойник? – вытаращился Дудник. – Нет здесь никаких покойников. Бордель здесь! Самый настоящий бордель. Ну, ты сам глянь!
Торопову не понадобилось помощи, чтобы забраться на ящики. Не было в мышцах прежней силы, физическая форма оставляла желать лучшего, но все равно он с легкостью зацепился пальцами за решетку, запрыгнул на верхний ящик, вытянулся во весь рост.
Через пыльное стекло в большой комнате, заставленной дощатыми стеллажами с какими-то баулами на них, на разобранном диване он увидел пожилого мужчину, в котором узнал Илью Макаровича. Укрытый простыней до груди, Косынцев лежал на спине с кем-то в обнимку. Грудь у него чахлая, живот впалый, поэтому он не мог закрыть своим телом прильнувшую к нему женщину. Она лежала на боку, опираясь на локоть, пальцами теребила седые волосы у него на груди и о чем-то с упоением шептала ему на ухо. Ей лет тридцать, вряд ли больше; круглолицая, большеглазая, с русой косой. Пышнотелая, крутобедрая, с тяжеловесной грудью, частью просматривающейся из-за плеча кавалера. Определенно, эта женщина обладала неоспоримыми достоинствами, что делало ее привлекательной для мужского взгляда. Но ведь не красавица. И не очень молода. Короче говоря, сложно было причислить ее к тому разряду молодых красивых пациенток, которых, по разумению Дудника, должен был совращать Косынцев. Да и не больная она, а служащая, скорее всего, кладовщица, что за неимением лучшего закрутила роман с пожилым врачом.
И снова, как в прошлый раз, Павел почувствовал себя одураченным. Тогда за пожилыми женщинами в бане подсматривал, сейчас – за уединенной парочкой. Разница была лишь в том, что тогда ему было стыдно, сейчас же он просто смутился. И нехватка эмоций ощущалась, и злиться на Дудника было глупо: ведь давно уже известно, что у него не все дома.
– Идиот, – спрыгнув с ящиков, покрутил пальцем у виска Павел.