Выстрел, который снес крышу - стр. 22
– А к нему как на работу попали?
– Да как? Я же в обычной зоне сидел, так вышло. А Горуханов у нас за пахана. Блатные узнали, что я следователем был, наехали – типа мент. Если бы Горуханов не заступился, меня бы блатные на части порвали. А он сказал, что я военный следователь, что нечего на меня гнать. Еще и в свиту к себе взял, юридические вопросы решать – жалобу подать, прошение и тому подобное…
Павел не стал говорить, что еще у него был черный пояс по карате. Конфликт в зоне начался с драки, в которой он одному зэку разбил кадык, а второму сломал челюсть в двух местах. Потому и заступился за него Горуханов, что уважал таких людей, которые могут за себя постоять.
В детдом Павел попал в двенадцать лет. Он был домашним ребенком, не знал законов улиц, поэтому первое время подзатыльники сыпались на него со всех сторон. Но потом появился новый физрук, который организовал занятия по рукопашному бою, и Торопов увлекся так, что вскоре сам стал поддавать своим обидчикам. В военном институте он записался в секцию карате, выступал на соревнованиях. А в зоне кикбоксингом занялся, был там один специалист… Но Эльвире Тимофеевне зачем это знать? Еще подумает, что он хвастается.
– В общем, в пристяжи я у Горуханова был. А потом он освободился и, когда уходил, сказал мне, что я могу к нему приехать после отсидки. Он из Ульянова, что под Москвой… Горуханов меня к себе в телохранители мог взять, но сначала испытательный срок, три месяца просто в охране… А я в магазин пошел, возвращаюсь, смотрю, клоун…
– Про клоуна я уже слышала. И про то, что ты в зоне сидел, знаю. И про условно-досрочное освобождение тоже знаю…
– Какое условно-досрочное освобождение? – удивленно спросил Торопов. – Не было такого. От звонка, как говорится, до звонка…
– Ну, не было так не было… Значит, служили военным следователем, убили жену, получили срок… А почему про психиатрический стационар не рассказываете?
– Психиатрический стационар? Ну, было, чего скрывать! Проходил обследование, меня признали дееспособным, но с ограничениями, в том смысле, что в момент убийства я был не в себе. Состояние сильного душевного волнения, а если короче, аффект.
– Я знаю, что такое аффект… И сильное душевное волнение у вас было. И душевное потрясение. С тех пор к вам является покойная жена, упрекает вас в том, что вы ее убили…
– Да нет же, приходила она только один раз, вчера.
– Вы в этом так уверены? – удивленно и жестко посмотрела на Торопова Эльвира Тимофеевна. И, смягчившись, гораздо более душевным тоном предложила: – Подумайте хорошенько, Павел Евгеньевич, вспомните; может, ваша покойная жена приходила к вам не только вчера? Все-таки восемь лет прошло…