Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых - стр. 50
На Маше я застрял, любуясь тем, на что и смотреть – грех. Но – не оторваться. И что есть грех с точки зрения вечности? На то и искусство, чтобы преобразовывать греховность в праведность. Отец и дочь – праведники. Перед Богом – чисты. В отличие от меня с моими греховными мыслями.
Уже в «Эмералде» меня пробирала внутренняя дрожь, а когда вышли на улицу, я дрожал, как осиновый лист.
– Что с тобой? – удивилась жена. – Сейчас не холодно.
– От мыслей, – сказал я, не пускаясь в подробности. – С женским днем, моя несравненная!
– Ты меня уже поздравлял с Днем святого Валентина!
Я подсмотрел чужую тайну, и теперь мне не с кем поделиться моей собственной тайной: тоской по еще одной женщине – по дочери.
Спустя несколько дней, уже в нашей теплой компании, я рассказал о своих общих впечатлениях от юбилея в «Эмералде», которые здесь опускаю – танец живота, например.
– Он нашел себе кого-нибудь? – спросил меня сосед о вдовце.
– Дочь, – сказал я. И с ходу: – Тебя дочь называет солнышком? Ласкает? Гладит по щеке? – теребил я дружбана.
– Она погладит – жди. Разве что против шерсти…
Незнакомые между собой дочери моих знакомых были одних приблизительно лет. И то правда – мой сосед не был вдов. Да и в отношениях с женой они скорее деловые партнеры, чем страстные любовники. Случись что – не дай бог! – убиваться так не будет. Тем более, не станет искать утешения у дочери. Или моих друзей я знаю как облупленных – ничего не измыслишь? Иное дело – юбиляр в «Эмералде», которого я вижу, дай бог, раз в два года. Его старуху-мать встречаю чаще. Надо ей позвонить – не обиделась ли, что серьезный разговор я превратил в шутку?
Ничего не откладывать: ни звонки, ни встречи, ни замыслы. Если что с нами и происходит, то по чистой случайности – чудом мы преодолели барьер времени. А как-нибудь останемся позади него. Вот я уже прилагаю усилия, чтобы вызвать из завалов памяти недавно умершего приятеля. А кто помянет меня? Не обязательно добрым словом. У злопамятных память крепче – по определению.
Жаль все-таки, что я бездочерен. Почему у меня нет дочки вдобавок к сыну? Безотносительно к тому, что я здесь насочинял. Поздравил бы ее сегодня с днем Восьмое марта.
Быть Фазилем
Лучший из евтушенок
Нетитулованный нобелянт
Иногда у меня как у вспоминателя закрадывается сомнение: какое право имеют живые сочинять мемуары про мертвецов, когда те не в силах ни подтвердить, ни опровергнуть то, что о них пишут? Само собой, про мертвецов писать сподручнее. Даже если нет злого умысла, неизбежны капризы памяти, аберрация зрения, домыслы ложного воображения. А вот опыт мемория про живых у меня случился, как обморок, в 75-м, когда, переехав из Ленинграда в Москву, я сочинил свой прощальный роман «Три еврея» о питерских друзьях и врагах. Точнее, друзьях-врагах. В Нью-Йорке сочинил московский роман с памятью «Записки скорпиона», куда включил неюбилейный портрет юбиляра Фазиля Искандера: шутка ли – 75 лет шестидесятнику! А потом и вовсе оксюморон: шестидесятник-октогенарий. А теперь и совсем уж зашкаливает – пишу про живого, слава Богу, восьмидесятишестилетнего Фазиля. Совесть моя чиста. Главное – соединить в один портрет Фазиля, которого знаю лично, с Искандером, прозу которого люблю.