Выпускается 10 «А» - стр. 23

– Ты рассердилась за вчерашнее? – чуть слышно прошептала Курганова. – Но я, честное слово, не хотела тебя обидеть. Вот честное комсомольское! Ну, сказала «редисочница», а что в этом особого? Ты редисочница, а я что, лучше тебя, что ли?

– Лучше, наверное, думаешь, раз так говоришь.

– Но ведь ты-то знаешь…

– Я-то знаю, да ты это не для меня, для других говорила.

Прозвенел звонок. Держа под мышкой коричневый портфель без замка, классный журнал и большой деревянный треугольник, вошел преподаватель математики Михаил Степанович Козырев.

– Прошу садиться, – солидно сказал он, раскланявшись перед поднявшимися учениками. И, небрежно бросив на стол свое имущество, добавил: – Сейчас я должен буду вас оставить. К моему возвращению прошу решить одну задачку.

Михаил Степанович вынул из портфеля сборник задач по тригонометрии и, щуря дальнозоркие глаза, листал его.

– Вот, например, триста тридцать седьмую. Проверим, как вы научились вычислять значение логарифмов. Договорились? Итак, я пошел. Прошу соблюдать тишину и порядок.

Ученики повернули головы в сторону преподавателя. Каждого интересовало: куда он уходит?

– Михаил Степанович, – среди полной тишины, раздался голос Вьюнова. – Вы надолго?

Математик, задержавшись в дверях, пояснил: – В восьмом «Б» студент-практикант дает урок. Хочу послушать.

Никого не удивил ни вопрос Игоря, ни ответ Михаила Степановича. Класс привык к особым взглядам этого педагога, уважал и разделял их. Это был, пожалуй, единственный человек среди преподавателей школы, который относился к ученикам старших классов как ко взрослым.

Уважение к математику десятый «А» выражал тем, что на его уроках вел себя примерно. Сдерживала сама манера Козырева, напоминавшая ученикам, что они, увы, уже не дети.

Заскрипели перья, зашелестели страницы… Только время от времени по классу проносился чей-нибудь шепот:

– Определил, чему равен логарифм косинуса 21 град. 37 мин.? А косинуса 63 град. 41 мин.?

Дай, пожалуйста, на минутку твою таблицу логарифмов.

Курганова сидела неподвижно, прислушиваясь к непонятным словам. Она чувствовала себя как человек, не знающий языка, на котором ведется разговор.

Один, второй ласковый взгляд на Крякину.... Не отошло ли у той сердце за вчерашнее? Но «буржуйка»,забыв обо всем на свете, тем более о своей соседке, решала задачу, низко склонившись над тетрадью. Одна ее кисть широко лежала на исписанной странице. Пусть Зина попробует списать!

Нюся не только не стыдилась своих рук, крупных, обветренных, а вроде бы нарочно выставляла их всеобщее обозрение.

Курганову всегда шокировало даже то, что она сидела за одной партой с такой простушкой. Сейчас же ей хотелось расцеловать умные трудовые руки Крякиной, только бы они ее спасли. Но…