Выкупи меня - стр. 15

Это предаёт мне сил идти к нему с гордо поднятой головой.

Я протягиваю руку, Ресовский галантно подносит её к губам. И при этом не сводит с меня глаз. Его взгляд чересчур проницателен. Мне кажется, он сейчас вывернул меня наизнанку и прочёл каждую мою мысль. Даже те, что я прячу глубже остальных.

Появляются родители, суетятся, ведут к столу.

Мать, наверное, соскребла все копейки со счёта, чтобы заказать такой роскошный ужин. Должно быть, игра стоит свеч, раз она так швыряется деньгами, которых, вообще-то, с гулькин нос – сама же просила помочь ей с отчётами в прошлом месяце. Я видела, что все её магазины женского белья – их у матери пять по всему городу – уже несколько месяцев выходят в ноль.

Мы рассаживаемся.

Ресовский оказывается напротив меня. Смотрит так – вот-вот дыру прожжёт. Кусок в горло не лезет. После короткого дежурного разговора, он, наконец, произносит главное – и я благодарна ему сейчас.

– Мирон Михайлович, – обращается к отцу, даже не подозревая, что глава семейства у нас далеко не он, – нам с Вероникой нужно переговорить наедине. Не могли бы вы проводить нас в свой кабинет?

Элина Сергеевна, было, подрывается выполнить просьбу – ведь кабинет её, а не отца. Он же дела не ведёт. Но Ресовский осаживает её властным взмахом руки:

– Не утруждайте себя.

Она сникает – видимо, собиралась не только проводить, но и подслушать.

Мирону Михайловичу приходится выбираться из-за стола и, перекатываясь, как шар, поминутно вытирая пот со лба, вести нас в кабинет.

Ресовский крепко держит меня за руку, будто намекая: больше не сбежишь.

А я и не собираюсь – мне тоже нужен этот разговор. И надеюсь, что буду услышана.

Наконец мы остаёмся тет-а-тет. Он кивает мне на кресло, где обычно располагаются посетители. А сам устраивается за столом, как хозяин. И это подавляет. Он подавляет. Я как будто на ковре у декана, и меня сейчас будут распекать пополной. За несуществующие прогулы и дурные отметки.

Ресовский рассматривает меня не без лукавства. Потом его красивые губы кривит ехидная ухмылочка, и он произносит:

– Как думаешь, Ника, зачем я тебя сюда позвал?

Хорохорюсь, делаю вид, что мне не страшно, хотя страшно и очень. У него в глазах мелькает что-то такое, что меня продирает холодом вдоль позвоночника.

– Наверное, наказать за побег, – выдвигаю предположение.

Он обхватывает подбородок рукой:

– Мне определённо нравится ход твоих мыслей. Но – если бы я хотел наказать, уже бы наказал. Так, что ты бы неделю не села на свою прелестную попку.

Эти разговоры… и он сам – они странно действуют на меня. Где-то на краю сознания я вдруг думаю о том, что хотела быть наказанной. Им.