Выход А - стр. 40

– Там тоже есть диван, – рассказывал он мне возбужденно, хотя я и сама только что все видела. – Но очень старый. И темно.

– Поэтому и называется «черная лестница», – поиграла и я в капитана Очевидность.

– Ничего, я вкручу лампочку, и будет Белая лестница, – пообещал Кузя, окрыленный успехом.

Место для лампочки на лестничной клетке действительно было. А еще, похоже, туда давным-давно никто не выходил. Интересно, кто вынес на черную лестницу этот одинокий, продавленный, но зато кожаный диван? Не художник ли Шишкин?

Теперь нас с Кузей объединяло тайное знание о Нехорошей квартире. Даже тетя Света, похоже, о дополнительном входе-выходе не подозревала. За вечерними сосисками, которыми я решила окончательно задобрить ребенка, Кузя предлагал все новые и новые идеи по обустройству Белой лестницы. На версии «мини-зоопарк с годзиллами и гориллами» мы решили пока остановиться. Я постелила Кузе в новой комнате старое, привычное, захваченное из Вениаминовой квартиры полосатое белье, почитала книжку про Карлсона, спела песню про снежного человечка. Немного боялась, что, как только я замолчу, ребенок опять заплачет или спросит что-нибудь про папу. Но Кузя заснул еще на втором куплете «человечка».

Я пошла на кухню, поставила чайник, посмотрела сообщения в телефоне.

«У меня ваш коал, – написала Жозефина Геннадьевна Козлюк и приложила фото Жоры, висящего на настольной лампе. – Ведет себя хорошо, бессовестно ест пряники».

Август начался со звонка мамы, которая ненадолго пропала с радаров после разоблачающих бесед в Белогорске.

– Я тут подумала, – начала она без предисловий, – отдай мне своего Бегемота.

Бегемот, напомню, – это моя машина, на которой я не езжу. Она так и осталась во дворе уркиного дома, куда ее поставил Лисицкий.

– А у тебя есть права? – уточнила я, стараясь не удивляться.

– У меня теперь есть права и новая работа, – деловито сообщила мама. – В Москве. Так что машина будет очень кстати.

В белогорской библиотеке мама проработала со смерти бабушки, то есть, сколько там – пятнадцать лет? И за эти пятнадцать лет от нее ни разу не поступало столько новостей сразу.

– …А еще мы с Кузей четырнадцатого едем на Кипр, я купила путевку. Сделаешь согласие на выезд? – продолжала она, как казалось, по заранее составленному списку. – Я тут недалеко, за машиной приеду часа в два, потом вместе к нотариусу, а потом – на юбилей к дяде Вите.

– Мам, остановись! – взмолилась я. – Какой Кипр, какой юбилей!

– Шестьдесят лет, – сердито уточнила мама. – Я тебе говорила еще в марте.

– Да с марта как раз и прошло шестьдесят лет. Я не собираюсь ни на какой юбилей, тем более к родственникам.