Выдумщик - стр. 5
Приезжая с утра в порт, Аркадий Сергеевич, как правило, не шел сразу к себе в кабинет, а с полчасика прогуливался по территории, покуривая и настраиваясь на предстоящий рабочий день.
К своему объекту оперативного обслуживания Назаров относился двойственно – он и любил, и ненавидел порт одновременно.
Если бы Аркадия Сергеевича попросили охарактеризовать порт как человека, он бы сказал, что этот человек бесконечно интересен и бесконечно порочен, а еще – к нему лучше никогда не поворачиваться спиной… А вообще-то сам Назаров не стал бы ассоциировать порт с человеком – масштаб не тот. Аркадию Сергеевичу объект обслуживания представлялся, скорее, этаким государством в государстве – государством, отгороженным от рядового питерского обывателя плотной, хотя и невидимой подчас стеной… И было в этом «государстве» все, что положено – своя власть, свои законы и понятия, своя мораль, своя знать и свои смерды, своя экономика («черная» и «белая»), своя внутренняя и внешняя политика, а также силы для претворения обеих в жизнь… Даже воздух в порту был особенным, совсем не таким, как, скажем, в центре Петербурга или где-нибудь на Охте. Букет портовых запахов менялся каждый день, но две составляющие оставались неизменными – на гутуевском острове всегда пахло морем и деньгами. Большими деньгами… Так было всегда. Человек, попавший в это «государство» со стороны, либо переделывался портом «под себя» и становился его частичкой, либо безжалостно пережевывался и выплевывался – и хорошо если живым, потому что случались и другие исходы, которые констатировались замотанными дежурными следователями и сонными медиками как «несчастные случаи»…
Интересная закономерность: в годы великих потрясений и невзгод – и при царях-батюшках, и при генсеках, и при президентах – запах больших денег в порту резко усиливался… Не стали исключением и лихие девяностые годы…
Как-то раз, во время одной из своих утренних меланхолических прогулок, представился Аркадию Сергеевичу порт не «окном в Европу», а страшной «черной дырой», через которую высасывались на Запад, в чистую и сытую Европу, богатства России-матушки, верившей с одинаковым сонным энтузиазмом и царям, и вождям всех времен и народов, и инженерам перестройки, а также добрым заокеанским друзьям. А самого себя Назаров увидел в роли некоего смотрителя при этой дыре – кем-то вроде «ооновского наблюдателя» в зоне межнационального конфликта: вроде и полномочия какие-то есть, и уважение аборигенов, и даже их страх, а реально вмешиваться в процесс все равно нельзя, и заткнуть «дыру» невозможно…