Выбор - стр. 2

Ну вот, начинается, даже кофе допить не успел! Скрещиваю руки на груди, откидываюсь на спинку стула. Я готов принимать удар, готов к словесному бою, упрекам, обвинениям и приказам. Все это не ново.

Но мне плохо. Меня все еще мутит, голова кружится, хочется завалиться на кровать и уснуть. А вместо этого я сижу напротив отца и слушаю его гневную тираду:

– Это уже ни в какие ворота не лезет. Наше с матерью терпение лопнуло! —сокрушается отец, размахивая перед моим носом руками. – Ты посмотри на себя, на кого ты похож, в кого превратился!

Я опускаю взгляд и делаю вид, будто рассматриваю себя, стряхиваю невидимые пылинки с плеч.

Любаня, наша повариха, незаменимая помощница, человек, которого я искреннее уважаю в этом доме, прыскает со смеху, когда ставит на стол завтрак. Отец бросает на нее гневный взгляд и Любаша, от греха подальше, тут же испаряется на кухню. Забери меня с собой, а!?

– Во сколько ты вчера пришел? Да и, спрашивается, зачем? Ну и оставался бы там, где надирался со своими тупыми дружками! Ты меня не уважаешь, это давно понятно, но мать хотя бы побереги! Она места себе не находит. Вчера опять давление подскочило, – продолжает отец.

Смотрю на эту худенькую женщину с печальными глазами и не чувствую ровным счетом ничего. Во мне нет ни жалости, ни сочувствия, ни чувства вины и раскаяния. Пусто.

Она смотрит на меня с жалостью, без осуждения, но с тревогой и отчаянием. Да, ма, твой сын такая вот скотина. Но, как говорится, что посеешь…

– У тебя одни гулянки, попойки и веселье на уме. Не надоело еще? Тебе самому не противно от себя? Тебе 25 лет! – двадцать пять лет, а прозвучало, как пятьдесят пять!

Морщусь.

– Тебе 25 лет уже, – продолжает отец, – да я в эти годы уже был женат, воспитывал сына и пахал, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась! У меня была ответственность! И мозги!

– Сочувствую! – ухмыляюсь я.

Зря, я это ляпнул. Черт меня тянул за язык. Сейчас бы дослушал и спокойно свалил в свою комнату досыпать, а теперь же придется задержаться на неизвестно сколько времени.

– Что ты сказал? – уже конкретно так орет Иван Сергеевич. – Полин, ты слышала? – обращается к притихшей матери, всплескивая руками. – Он мне сочувствует?! Да я тебя обеспечил всем, у тебя было и есть всё. А что ты добился в свои годы, мерзавец?

– А я просил? – теперь уже взрываюсь я. – Просил меня обеспечивать? – наши взгляды сталкиваются в немом поединке. Мы смотрим друг другу, сражаясь. – Я бы добился! Но ты на корню обрубил все мои цели и планы. Забыл? – ору.

Он понимает, о чем я говорю. Молчит. Дышит рвано. Зубы стиснуты так, что кажется сейчас раскрошатся.