Вячеслав Тихонов. Последний рыцарь экрана - стр. 6

В роли одессита Виктора Райского хотели сниматься многие, в том числе и украинские актеры, и, когда начались пробы, добрая половина киностудии прибежала посмотреть, как Тихонов себя покажет. Я это сразу понял и подумал, что надо бы немножечко подождать, пока все разойдутся. Стал задавать режиссеру всякие вопросы: объясните, дескать, куда пойти, где встать, что сказать. Естественно, все устали ждать и начали расходиться, и тогда мы провели кинопробу, после которой меня сразу же утвердили.

Много лет до сих пор ко всем праздникам и юбилеям я получаю со студии Довженко поздравления, и подпись под ними простая – «Гримерный цех». Эти замечательные люди как бы напоминают своим вниманием, что на студии меня до сих пор помнят и любят. Я, кстати сказать, не только в Киеве снимался, но и в Одессе, в Крыму, в Ялте и Севастополе. Собственно, почему так долго об этом рассказываю? Да потому, что чувство благодарности к студии Довженко, Киеву и Украине глубоко у меня внутри и забыть этой доброты и тепла не могу.

Да, чувство благодарности, – ведь кроме всего прочего, в кинематографе тех лет большой величиной был Пырьев, и, когда в Москве шли пробы на какую-либо роль, Пырьеву обязательно демонстрировали материал, и он или утверждал актеров, или не утверждал. Когда ему показывали меня, он говорил: «У Тихонова лицо не русское, он то ли армянин, то ли азербайджанец – не надо его снимать», и меня не утверждали. Считали, что я «нефотогеничен». В то время, как правило, были востребованы рабочие характеры и пролетарская внешность. А я как-то под эту категорию не подходил. Бывало, приглашали на какую-то роль и фотографировали, потом, как правило, шли на попятную: «Извините, но нам нужно лицо попроще – рабочее». Под таким вот дополнительным прессом у Пырьева я тогда находился, а вот на студии Довженко не обращали на это внимания, там были рады, когда мы приезжали: я, Жорка Юматов…

…Я понимаю, какими наивными были эти фильмы и мои первые герои. Но я вспоминаю их с благодарностью и нежностью, потому что в этих фильмах я был рядом с теми, кто не раз поражал мое воображение. С Николаем Крючковым, Михаилом Астанговым, Николаем Симоновым. Я всегда буду признателен им за то, что я был принят ими в актерскую семью.

И все же по-настоящему первой своей картиной я считаю «Дело было в Пенькове». Ее снимал удивительный режиссер, фронтовик Станислав Ростоцкий. Мы вместе учились во ВГИКе, но он был старше – война помешала ему пойти учиться сразу после школы. Каким-то образом я в эту картину попал. Была проба, но художественный совет не утвердил, и меня не взяли. По тем же соображениям – нефотогеничное лицо. «Играть предстоит деревенского парня, а внешне Тихонов городской» – ну и выбрали другого актера – моего друга, с которым мы сидели вместе за партой во ВГИКе, и снимались, и крепко дружили, – Сережу Гурзо. Режиссер Станислав Ростоцкий позвонил и сказал: «Слав, ну не утвердил тебя худсовет, ну что теперь делать? Давай подождем – я буду следующую картину снимать, и тогда мы уж точно с тобой встретимся, что-нибудь для тебя найду». Грустно, конечно, мне было – я ведь уже сжился с ролью Матвея, он был похож на ребят, с которыми мы дружили в ремесленном. Это потом, уже после премьеры, те же люди, которые меня не утверждали, сказали: «Да, смотрите, как неожиданно раскрылся Тихонов! Да, он вполне типичен! Да, это что-то новое в нашей советской действительности!»