Вверх и вниз. Хроника смены в альплагере - стр. 7
Музыканты перешли под большую сосну, оставленную в центре лагеря. К ним присоединился еще один гитарист. Сначала инструктора косо поглядывали на непрошенного партнера, но тот здорово старался не портить, всегда наперед угадывал, где мог соврать, и тогда выжидал до знакомого места с занесенной над струнами рукой.
Ребята начали петь. Крикунов хватало, но у меня вкус к разухабистым песням давно и безвозвратно прошел. Было просто удивительно, что когда‑то я с неменьшим азартом орал такую же чушь. За день я порядком устал, и стоять в кругу уже не доставляло удовольствии. Я предложил пойти спать. Лена была не против.
Когда я поцеловал ее на ночь, она сказала:
– Разбуди меня перед уходом. Я хочу проводить тебя.
Стук в дверь разбудил меня в половине четвертого. Я оделся и вышел. На обратном пути к дому начали встречаться тени, звякавшие триконями о гальку.
Лена уже не спала. «За тобой приходили,» – сообщила она. Я молча шнуровал ботинки. По шуму, доносившемуся с площадки, отрывочным возгласам и стуку дверей было ясно, что начали строиться. Я натянул штормовку и обнял Лену. Она освободилась.
– Иди, тебе пора.
Я с трудом взвалил на себя рюкзак. Лена нагнулась за ледорубом и подала его мне. Мы вышли. Дьяков как раз пересчитывал, кого нет.
– Поздновато, поздновато, Михаил, чикаемся, – проворчал он.
Я не ответил. Тем, кто явился позже, он замечания не сделал. Лена стояла в стороне, ожидая, когда мы уйдем. Наверно, ей очень хотелось спать. Быстро светало. Я подумала, что теперь она, пожалуй, не уснет.
Дьяков отдал команду: «За мной!» Лена приблизилась и зашагала рядом, но рукой я бы до нее не достал. Мы перешли через первую протоку – ближнюю к лагерю. Лена остановилась. Я повернулся и яростно замахал. Мне запомнилось, как она села на камень, как поднесла к лицу аппарат, а потом опустила его и тоже взмахнула рукой. За это я и любил, что у нее все получалось красиво. Но она так и не поцеловала меня на людях еще раз.
Вскоре сделалось жарко. На привале я скинул свитер и тут же, продрогнув на холодном ветру, подумал, не рано ли, но через пять минут, взвалив на себя рюкзак, снова почувствовал, что некуда будет деться от перегрева.
Мы шли уже не вдоль Адыр-Су. Тропинка упорно ползла вверх и вверх по правому борту долины, и ноги едва справлялись с подъемом. Но все же плечам доставалось сильней. Ремни, казалось, насквозь продавливали мышцы, и, как я ни старался уменьшить давление, пригибаясь или поддерживая рюкзак руками, это не приносило облегчения. Зато дышать становилось тяжелей. С болью уже нечем было бороться. Я только и мог, что оттягивать передвижку рюкзака, хотя каждая секунда промедления казалась последней упущенной возможностью пресечь режущую боль; но на смену первой секунде приходила другая, третья – или какая‑то следующая, если я сбивался со счета, и благодаря этому время все‑таки шло.