Вторжение - стр. 38
– Ой, дети пропали, – всполошилась Алина. – Только что здесь были и как сгинули!
– Чего же они сгинули? – удивился Петров. – Пока вы тут за мир во всём мире агитировали, они домой к мамке пошли. Я эту семейку знаю, долго не протянут, потому как мать-алкашка, через неё они все тут и оказались – печку не протопила, и замёрзли все в доме ночью. И здесь без толку обитает, сама пропадёт и детки сгинут. Вот вы сейчас их подкормили, они дома с мамкой поделятся и опять на паперть – другого пути у них нет, потому как несовершеннолетних на учёт не ставят, если при них родитель есть. Прямой путь им в нежить, прости Господи. Сегодня повезло им, а завтра грань перейдут и всё, пиши одной проблемой больше.
– Но это же неправильно, несправедливо, – возмутился Михалыч. – По сути, нет у них никакого родителя, брошенные они, ничейные. Неужто нет какой-то соцслужбы, чтобы таких детишек в приют принять?
– Что за нежити? – насторожился Егор, которого слово с корнем «смерть», как-то царапнуло по сердцу.
– Граждане, в порядке поступления запросов! Нету у нас соцслужбы, товарищ, тут вам не коммунизм, а развитая загробная жизнь. Хочешь жить, работай, пользу приноси. Нет от тебя пользы, нет и питания от сети! А нежити, они же недоморты, они же изгои – мусор, на грани распада, едрит их в корень. Сами не живут и другим не дают, зараза такая!
– Да чтоб вы сдохли с такой системой, – выругался Михалыч. – Я понимаю, там наверху всё порушили, капитализма им захотелось, ядрён батон! Но тут? Это же загробная жизнь, тут бог, ангелы какие-то, архангелы! Вы тут что, сдурели все?
– Будете выступать, сами нежитями станете, а то и вовсе занулитесь…
Петров с Ложкиным помаленьку отодвигались от разошедшегося Михалыча, опасаясь попасть под горячую руку старого полицейского, пережившего не одну реформу своего ведомства.
– Михалыч, ходу отсюда, – заорал Корней, дёргая того за пояс. – Они какие-то красные кнопки жмут, сто пудов ментов вызывают! Ходу!
Егор, схватив в охапку опешившую от неожиданности Алину, собрался было рвануть за Корнеем и Михалычем, но неожиданно врезался в какую-то прозрачную, совершенно непреодолимую преграду. Что-то болезненное вонзилось в мозг, заставив его выпустить Алину из рук и схватиться руками за голову. Затем раздался оглушительный звон и, как сквозь ватную подушку донёсся голос Корнея:
– Михалыч, тащи их прочь, а я прикрою! Получите, гады!
Егор автоматически переставлял ноги, находясь в состоянии полной прострации. Кто-то тащил его за собой, едва слышно матерился и ощутимо дёргал при смене направления. Ему трудно было оценить время, но вскоре они остановились и ему дали возможность сползти на землю.