Вторжение - стр. 39

Я дошел до моста и остановился. Выбив трубку, я наскоро вычистил ее, так, по-походному, и стал разглядывать колонны напротив моста. Внизу была фигура то ли Нептуна, то ли тритона…

У моста я задержался. Мне хотелось увидеть, как разводят мосты перед кораблями, но потом вспомнил, что их разводят только ночью. Вздохнув, я пошел через мост. Делать было абсолютно нечего, куда девать время до вечера, я не знал. Решив не торопиться и не отходить далеко от метро, я двинулся в глубь города.

К Иссакию я не пошел, свернул налево – к площади около Зимнего. Шел я долго, не торопился. Людей, как ни странно, на улицах было много. На площади вокруг столпа было, например, не протолкнуться. Как я понял, в основном это были студенты, но попадались и вполне солидные граждане.

Не знаю, что они делали здесь в такую рань. Оглядевшись в поисках лавочек и ничего подобного не увидев, я двинулся по периметру площади, намереваясь всю ее обойти.

Сигареты, конечно, не трубка, на ходу они удобнее. Я медленно шел, ступая по камням площади, и пытался понять две вещи – как мне убить время до вечера и почему я чувствую себя не в своей тарелке. На первый вопрос ответ нашелся сразу – я решил ходить по городу, пока хватит сил, посидеть в ресторанчиках, попить пива. Со вторым вопросом было сложнее. Я сам не мог понять, откуда взялось это чувство тревоги и Подавленности. Разве что этот город. Да, город давил мне на плечи, словно тяжелое мокрое одеяло, – мягко, но настойчиво. Обволакивал тревожной пеленой, мешая дышать, сковывая движения. Не знаю, что это было, но мне становилось все хуже. Ощущение угрозы витало в воздухе. Петербург. Здесь хорошо грустить, здесь тянет страдать, и онегинский сплин буквально разлит в воздухе. Это город грусти и печали, город несбывшихся надежд и умершей мечты, город слез. Здесь хорошо страдать и жалеть. В том числе страдать о своей загубленной карьере и жалеть самого себя.

Моя тревога усилилась, превратилась в непрестанный зуд, который не давал покоя. Интересно, здесь сходят с ума? Здесь, на этой площади, по которой шагали декабристы, государи императоры, по которой катилась волна озверевших от голода и злобы матросов? Наверное, сходят.

Я понял, что это не мой город, совершенно не мой, я никогда бы не смог здесь жить. Его печаль, как и его история, слишком велика для моих хрупких плеч. Видимо, чтобы привыкнуть к этому грузу, надо родиться здесь, в Питере.

Ощущение тревоги еще более усилилось. Я поймал себя на том, что стал нервно озираться. Что за паранойя, в самом-то деле?!