Второй ребёнок короля - стр. 35
Его взгляд вдруг дал мне надежду. Возможно, все те резкие слова Барно сказал для незнакомца. Например, чтобы он сознался сам или как-то выдал своё участие в заговоре.
Но, похоже, мы оба ошибались насчёт этого Велейна. В нём не было жалости или сочувствия. Ведь эти чувства делают человека слабым, а незнакомцу слабости были неведомы.
Он мне не поможет.
Осознавать это было больно, но я не собиралась менять свои слова. Иногда я бывала ужасно упрямой. Особенно, если верила, что поступаю правильно.
Капитан долго молчал, разглядывая меня. А потом заговорил, вновь заставив меня задержать дыхание.
– Лидия, что бы ни заставило вас защищать Арьеда Велейна, он этого не стоит. Этот человек опасен для королевства. Он убийца и заговорщик, как и вся его проклятая семейка. Если вы покажете на него в королевском суде, то я лично буду ходатайствовать перед его величеством, чтобы вас перевели из соучастниц Марграда в свидетельницу его преступлений. Его и Велейна. Вы согласны?
Я изо всех сил стиснула пальцами края табурета. Потому что мне очень хотелось поверить словам капитана. Признаться, что именно Велейн принёс кровь магистру. А потом выйти из тюрьмы и зажить свободной жизнью.
Но именно сейчас я поняла, что капитан лжёт. Те резкие слова, что он бросил Велейну в лицо, как раз и были правдой. Для него я всего лишь глупая девка, которую показательно казнят, чтобы другим было неповадно. Меня никто не помилует. Участь моя уже решена, что бы я ни сказала.
От меня требуется лишь утянуть незнакомца за собой. Потому что повесить его капитану хочется намного больше, чем меня.
– Вы хотите, чтобы я солгала?
– Проклятая девка! – капитан хлопнул ладонью по столу, заставив меня вздрогнуть. А потом вскочил с места и направился к выходу, бросив через плечо: – В камеру её.
Меня отвели в прежнюю комнатку. Я опустилась на кровать в совершенном бессилии. Пыталась отрешиться от всего и не думать, но мысли роились вокруг слов капитана о том, что меня повесят.
Было очень сложно поверить, что я скоро умру. Что меня не станет в этом мире, в то время как всё остальное продолжит жить.
Разве подобное возможно?
Я сидела на тюремной кровати, поджав под себя ноги и прислонившись к стене, и думала о том, сколько мне осталось. Будет ли мне больно? Где это случится? Здесь, в тюремном дворе, или на главной площади?
Не хотела думать об этом, старалась переключиться, но больше ни на чём не могла сосредоточиться.
Кашу с хлебом и водой мне приносили ещё дважды. Но есть я уже не могла. Ожидание того, что скоро всё решится, держало меня в безумном напряжении и не позволяло расслабиться даже на секунду.