Второй после Солнца - стр. 86
– Харе Кришна! – приветствовал уттар-прадешцев бывший Великий хан.
– Кришна харе! – отвечали ему. – Что нужно бывшему Великому хану для…
Не дав уттар-прадешцам договорить, бывший Великий хан улыбнулся самыми кончиками раскосых глазок:
– Один закон да пара постановлений, а дальше Кришна поможет.
– Маёвка, сэр! – говорю я Витюше и отхожу в тень, за куст, где у меня под накиданными сосновыми ветками припрятана клетка с живностью.
Вперёд выходит Витюша. Перед ним – революционно, по-весеннему настроенные трудящиеся (бывшие, вернее, трудящиеся).
Между их кумачовыми лицами и над их кумачовыми торсами дружно реют кумачовые стяги.
– Сермолисты – на то и сермолисты, – вещает Витюша, взобравшись на пень, – чтобы из осени сделать весну, чтобы в условиях самого жестокого, самого бесчеловечного в мире режима, режима, обрекающего нацию на вымирание и позор, устроить весну человечества!
Для меня весна человечества служит сигналом, и я начинаю раскидывать ветки.
– Нет такого, чего не смогли б сермолисты, – продолжает Витюша. – Сермолисты говорят: птицам – петь. И птицы поют – на радость трудящимся!
И тут я выпускаю из клетки специально закупленных на Птичьем рынке щеглов.
– Птицам – петь! – повторяет Витюша.
Щеглы с криком взмывают в осеннее небо. Все хлопают, все довольны. Больше всех доволен Витюша: что называется, от души. Я выхожу из кустов и присоединяюсь к всеобщему ликованию.
– Нет, ты видел? – хлопает меня по плечу Витюша. – И ведь они поют!
Внезапно он обрезает всё это веселье:
– Отдохнули – пришло время работать. Народ ждёт от нас дел. Перво-наперво построим вокзал.
В ноябре, как обычно, в Квамосе наступил сезон северо-восточных муссонов, и Аркаша отправил Гангу в Таиланд – погреть старые косточки и покрыться юго-восточным мангово-папайевым загаром.
Очутившись в тропиках, Ганга не теряла времени даром: она до изнеможения плавала в ласковом, но очень солёном Сиамском заливе, а кроме того, ежеутренне и ежевечерне совершала пробежки по паттайской Бич-роуд мимо своего отеля, мимо пальм и рыбацких шхун, закрывающих всю линию океанского горизонта.
«Увидит Аркаша моё лицо, омытое океанскими брызгами и отшлифованное солнцем и ветром, прикоснётся к моей шейке в ожерелье из акульих зубов, ощутит упругость тренированных бёдерных мышц – и сразу забудет про своё обещание, данное Хайлари», – думала Ганга, пробегая мимо живых картинок на идиллически семейные темы.
На этих живых картинках двигались вполне ещё живые, хотя и довольно древние немцы/шведы/голландцы в шортиках, открывавших седовласые тощие мослы, но скрывавших до поры до времени седовласую же пухлую попку. Рядом с ними семенили низкорослые тайки – местные мадамы Баттерфляи