Второе место - стр. 16

Эти чувства побудили меня за несколько дней до приезда Л поговорить с Джастиной о том, что произошло, куда откровенней, чем когда-либо. Не то чтобы родительская откровенность многое гарантирует! По-моему, дети, как правило, безразличны к родительским признаниям и уже давно составили собственное мнение или сформулировали ложные убеждения, от которых уже не отрекутся, так как на них основана вся их концепция реальности. Я могу принять все попытки сознательно отрицать очевидное, самообман и желание в кругу семьи называть черное белым, потому что на этом волоске висит наша вера в себя. Другими словами, Джастина не могла позволить себе знать определенные вещи и поэтому запрещала себе узнавать о них, даже несмотря на то, что сосуществующие в ней побуждения – быть постоянно рядом со мной и не доверять мне – всегда противоречили друг другу.

Я никогда не испытывала потребности быть правой, Джефферс, или выигрывать, и я очень нескоро осознала, какой белой вороной это меня делает, особенно в сфере родительства, где самомнение – будь оно нарциссического или жертвенного типа – стоит во главе всего. Иногда я чувствовала, будто на том месте, где должно быть самомнение, у меня только огромная пустота авторитета. Мое отношение к Джастине было более или менее типичным для меня: его диктовала упрямая вера в то, что истина в какой-то момент восторжествует. Проблема в том, что это может занять всю жизнь. Когда Джастина была маленькая, в наших отношениях было ощущение пластичности, движения, но сейчас, когда она стала молодой женщиной, время будто внезапно истекло, и мы замерли в тех позах, в которых оказались в момент его остановки, как в игре, где участники двигаются позади ведущего и застывают на месте, когда он оборачивается. Вот она, воплощение моей жизненной силы, не подверженная дальнейшим изменениям; а вот я, которая не в силах объяснить ей, как именно она получилась такой, какая есть.

Ее отношения с Куртом, однако, позволили мне посмотреть на Джастину под другим углом зрения. Я уже говорила, что Курт вел себя со мной так, будто всё обо мне знает, и я решила, что он исходит из всего того, что Джастина рассказала ему и чего он не имел права знать. Сначала он и к Тони относился как к особенному экземпляру, своего рода экзотическому пришельцу, и имел раздражающую привычку слегка улыбаться, когда смотрел, как Тони занимается своими делами. Тони отвечал тем, что сдавал карты мужественности и вынуждал Курта их брать.

– Курт, можешь помочь мне сложить дрова? – говорил Тони, или, – Курт, нужно отремонтировать заборы на нижнем поле, и одному мне не справиться.