Вторая мировая война. Ад на земле - стр. 46

Норвежская кампания усилила взаимное недоверие, враждебность между британским и французским правительствами, и даже после падения Чемберлена преодолеть этот настрой не удалось. 27 апреля Рейно жаловался коллеге на бездействие британских министров, «стариков, разучившихся рисковать». Даладье 4 мая обратился к французскому кабинету министров со словами: «Надо спросить англичан, что они собираются делать: они настаивали на этой войне, и они же выходят из дела, как только требуется принять меры, которые могут непосредственно затронуть их самих». В довершение позора британским командирам на местах запретили предупреждать норвежцев об эвакуации. Генерал Бернард Пэджет проигнорировал этот приказ и спровоцировал напряженную сцену с главнокомандующим норвежцев Отто Руге. Тот возмущенно спрашивал: «Так значит, Норвегия разделит судьбу Чехословакии и Польши? Но почему? Почему? Вас же не разбили?» Однако этот взрыв длился недолго, Руге взял себя в руки, и привычное спокойствие и достоинство вернулись к нему. Некоторые историки находили изъяны в организованной им обороне центральной Норвегии, но трудно вообразить, какие действия его крошечной армии могли бы изменить исход войны. Когда король Хокон принял решение удалиться вместе с правительством в изгнание в Британию, Руге не пожелал оставить своих подчиненных и разделил с ними плен.

Командовавший британскими силами под Намсусом генерал-майор Картон де Виарт выполнил приказ об эвакуации, не предупредив стоявшего с ним бок о бок норвежского командира, и тот к полному своему изумлению вдруг обнаружил, что с фланга его никто не прикрывает. С трудом добравшись до порта, отряженный Руге офицер обнаружил лишь небольшое количество оставленных британцами припасов, разбитые машины и бойкую прощальную записку Картона де Виарта. Генерал Клод Окинлек, к которому перешло командование союзными силами под Нарвиком, вскоре писал в Лондон начальнику генштаба Айронсайду: «Самое худшее во всем этом – необходимость лгать всем подряд, лишь бы сохранить секретность. Особенно тяжела ситуация с норвежцами, чувствуешь себя последним подлецом, прикидываясь, будто собираешься сражаться за них, в то время как мы вот-вот уйдем»^>9. Здесь, на северной окраине страны, против 4000 немцев, удерживавших Нарвик, сконцентрировалось 26 000 союзников. Поразительно, но, даже после того как немцы начали вторжение во Францию, союзники продолжали борьбу под Нарвиком – вплоть до конца мая – и 27-го захватили порт, сломив упорное и умелое сопротивление немцев.

Уже под Нарвиком проявилось характерное для всей мировой войны смешение народов, неопределенность, кто кому и чему хранит верность. Среди осаждавших порт были испанские республиканцы, которые после бегства из родной страны вступили во французский Иностранный легион. «Офицеры, неохотно принимавшие их в ряды легионеров (всех республиканцев считали коммунистами), были изумлены их отвагой, – писал капитан Пьер Лапи. – Молодого испанца, бросившегося на германский пулемет у Элвегарда, скосило огнем с расстояния в несколько метров. Другой тут же выскочил вперед и прикладом винтовки разбил пулеметчику голову»