Вторая Гаммы - стр. 32

– Черт меня побери! – пробормотал Дан. – Что за напасть…

– Награда за примерное поведение? – услышал он чуть насмешливый голос Марана, о котором от потрясения забыл. – Надеюсь, не подарок.

– Подарок? Как так подарок? С ума сошел? Она что, вещь?

– Вещь не вещь, но у народа, который постоянно воюет, должен неизбежно быть дефицит мужчин и избыток женщин. Почему б не подарить? И тебе поощрение, и самим легче. Ладно, не пугайся, я шучу. Скорее, конечно, это разовая акция.

– И что мне делать? – спросил Дан.

Маран помолчал.

– Если я правильно оцениваю ситуацию, – сказал он наконец, – лучше было бы не отказываться. Но с другой стороны… Как ты знаешь, я, в отличие от… – он запнулся, сделал короткую паузу, и Дан понял, что он вспомнил Эдуру, – не считаю это частью работы. Решай сам.

– Но ты…

– Я отключусь.

– Но я… – Дан замолчал. Стоявшая до того без движения и напряженно вслушивавшаяся в его бормотание женщина вдруг сделала шаг вперед и тронула его за руку. Потом тихо заговорила. Дан опознал только несколько отдельных слов, общий смысл до него не дошел, но Маран сказал:

– Я так понимаю, что она предлагает уйти. Раз уж она тебе не нравится. Уйти и прислать другую.

– Другую? – Дан посмотрел на женщину более внимательно, она умолкла, стояла, опустив голову, вид у нее был, словно у побитой собаки, жалкий и покорный. Он смутился. – Другую не надо, – перешел он на язык кочевников. Ты… – он хотел сказать «милая» или «красивая», но понял, что таких понятий в его кратком словаре нет. – Ты хорошая, – произнес он торопливо, – хорошая.

– Свяжемся утром, – бросил Маран, и в эфире наступила тишина… Последнее, впрочем, было, скорее, психологическим эффектом, нежели физическим явлением, он ведь и так ничего постороннего не слышал, даже голоса Эвальда, что, если подумать, странно… И все равно ему стало неуютно, он на секунду забыл о женщине, однако та прижалась к нему, потом подняла руку и недоуменно подергала пуговицу, впервые, наверно, видела. От нее пахло травой, горьковато, но свежо. Дан вздохнул и стал расстегивать рубашку.

Он проснулся от скрежета, с которым отодвигалась обычно в сторону импровизированная дверь, и обнаружил, что лежит в своей пушистой постели один, огляделся, женщина… ночью он выяснил, что ее звали Гениса или Гениза… а может, Гелиса?.. уже поднялась и одетая в свой невыразительный балахон сидела в углу. Увидев вошедшего Паомеса, она торопливо вскочила, и Дан подумал, что сейчас она уйдет, не повернув головы, но она бросила украдкой в его сторону выразительный взгляд, благодарный и тоскливый одновременно. Дан почувствовал нечто вроде нежности, видимо, это отразилось на его лице, потому что Паомес едва заметно усмехнулся.