Вторая Гаммы - стр. 29
– Кончился. Записал?
– Само собой. А что там насчет хлеба?
– Есть такой. Правда, на вкус ни с нашим, ни с вашим не схож, но из муки. Наверно, все-таки выращивают… хотя нет, собирают, очень уже маленький был кусочек, тонюсенькая лепешечка с полладони. И это, так сказать, во дворце, у вчерашних и следа его не было. Небось растет в степи, вразброску…
– Может быть.
– А почему же они его не выращивают?
– Не додумались, наверно.
– Разве до этого так трудно додуматься? Это же не руду плавить!
– Все равно. По-моему, самое трудное было додуматься до основных изобретений человечества. Наверняка создать колесо было сложнее, чем компьютер.
– А знаешь, – спохватился Дан, – я вдруг вспомнил… смутно, правда… Когда-то мне попадалась книжка насчет того, что ты называешь основными изобретениями человечества, давно это было, чуть ли не в школе, я о ней напрочь забыл, потому что она показалась мне поверхностной и малоубедительной, но сейчас вдруг всплыло одно место… Кто-то в веке чуть ли не девятнадцатом пытался приобщить некое индейское племя из бразильских, по-моему, джунглей к земледелию, картошку там сажали или батат, ямс, не помню. Но стоило миссионерам отвернуться, как эти индейцы немедленно кидались выкапывать клубни и съедать. Отсюда авторы книги, та была написана позднее, сделали вывод, что есть, так сказать, генетические собиратели, к земледелию неспособные. Может, наши тут генетические кочевники?
– Все возможно, – сказал Маран. – Но мне больше нравится другая гипотеза.
– Насчет «не додумались»?
– Ага. Хорошо бы подкинуть им идею.
– Подкинь, – засмеялся Дан. – Если найдешь, куда.
Маран тоже усмехнулся, но тут же посерьезнел.
– Ладно, хватит болтать, – сказал он сурово. – Давай учиться.
– Сейчас?
– А когда? Чует мое сердце, твой Паомес скоро вернется. В отличие от тебя, лодыря, он наверняка сейчас повторяет урок. Твердит, небось, и твердит.
– А, может, записывает? – предположил Дан.
– Чего ради делать тайну из существования письменности? Умел бы, так прямо там, у тебя, и записывал бы, это же упрощает дело. Нет, до письменности они не доросли. Скорее… Я не удивлюсь, если он использует в качестве помощников людей помоложе, с более гибкой памятью. Вместо блокнота.
– Если додумался. Ладно, приступаю. Через пять минут начинай.
Паомес вернулся не так скоро, как ожидал Дан, но, словно следуя подсказке Марана, пришел не один, а в сопровождении двух мальчиков-подростков. Они скромно сели на пол у стены, но непрестанно лупили глаза на Дана и старательно повторяли вслед за Паомесом слова интера, звонко выговаривая каждый звук. Этим, впрочем, их участие в составлении словаря не ограничилось, ибо Паомес перешел на глаголы. По его знаку мальчики вскакивали и изображали действие за действием: ходили, бегали, говорили, ели, с забавным увлечением пережевывая воображаемые куски мяса, носили предметы, в данном случае, выданные Дану сосуды, и тому подобное. После глаголов настал черед дружбы и вражды, еще чего-то. Они изрядно утомили Дана своим мельтешением, и он с нетерпением ожидал, когда его оставят одного, но не дождался, Паомес дважды хлопнул в ладоши, через несколько минут дверь отодвинули, и появилось сразу несколько женщин с блюдами и горшками. Их расставили прямо на полу, Дан увидел, кроме осточертевшего мяса, нечто, напоминавшее творог, и чуть ли не кусок сыра, были еще два кувшина с темными напитками. Когда женщины ушли, Паомес значительно сказал Дану: