Всякая плоть – трава - стр. 25
– Ровным счетом ничего. Только то, что я вам уже сказал. Я говорил с кем-то по телефону. И мне предложили работу.
– Ты согласился?
– Нет, – сказал я. – Пока нет, но, может, и соглашусь. Мне не худо бы найти работу. Но то, что они предлагали – не знаю, кто они такие, – звучит довольно бессмысленно.
– Они?
– Ну, не знаю – либо их было трое, либо там кто-то один три раза менял голос. Конечно, это очень странно, но, по-моему, один и тот же человек говорил разными голосами.
Шервуд опять жадно глотнул виски. Поднял бокал, посмотрел на свет и, кажется, очень удивился, что там уже только на донышке. Тяжело поднялся и пошел за бутылкой. Налил себе, чуть расплескав, потом протянул мне бутылку.
– Я еще и не начинал, – сказал я.
Он поставил бутылку на стол и опять сел.
– Ладно, – сказал он. – Вот ты пришел, и мы побеседовали. Все в порядке. Соглашайся на эту работу. Бери свои деньги и ступай. Нэнси, верно, тебя заждалась. Своди ее в кино или еще куда-нибудь.
– И это все?
– Все.
– Значит, вы раздумали, – сказал я.
– Раздумал?
– Вы хотели мне что-то сказать, а потом передумали.
Шервуд холодно, в упор посмотрел на меня.
– Вероятно, ты прав. Но это все равно.
– А мне не все равно. Я ведь вижу, вы чего-то боитесь.
Я ждал, что он обозлится. Кому приятно, когда тебя назовут трусом.
Но он не обозлился. И даже не поморщился, сидел как каменный. Потом сказал:
– Пей же, черт подери. Смотреть на тебя тошно, сидит тут – и ни с места!
Я отхлебнул глоток виски: я совсем забыл про свой бокал.
– Вероятно, ты вообразил себе всякие небылицы. И, конечно, подозреваешь, что я ввязался в какие-то темные дела. Вряд ли ты мне поверишь, но, представь, я и сам не знаю, в какие такие дела я ввязался.
– Да нет, я вам верю, – сказал я.
– Чего только я не натерпелся на своем веку, – сказал Шервуд. – Да разве я один? У каждого свои беды – не одно, так другое. На меня свалилось все сразу. Так тоже часто бывает.
Я покивал в знак согласия.
– Началось с того, что меня бросила жена. Это ты, конечно, знаешь. В ту пору, надо думать, все милвиллские сплетники только об этом и говорили.
– Не помню, – сказал я. – Тогда я был еще мальчишкой.
– Да, верно. Скажу одно: оба мы вели себя вполне пристойно. Ни крику, ни скандалов, никакой грязи на суде. Всей этой мерзости мы постарались избежать. И сразу после развода – банкротство. В производстве сельскохозяйственных машин разразился кризис, и я боялся, что придется закрыть фабрику. Очень многие мелкие предприятия тогда прогорели. Держались по пятьдесят, по шестьдесят лет, приносили солидный доход, а тут лопнули.