Всякая плоть – трава - стр. 21
Элф кивнул:
– Кажется, понимаю. В меня он тоже въелся. Потому я и приехал. И сам не пойму зачем. Конечно, я очень рад тебя повидать и, может, еще кое-кого, но все равно чувство такое, что зря я сюда вернулся. Как-то здесь пусто. Будто от прежнего Милвилла ничего и не осталось, одна скорлупа – понимаешь, что я хочу сказать? Может, на самом деле он и не изменился, но такое у меня чувство.
Мэй принесла пиво и забрала пустые кружки.
– Придумал! – сказал Элф. – Хочешь послушать?
– Конечно. Отчего не послушать.
– Через денек-другой я отправлюсь восвояси. Может, поедешь со мной? Я работаю в одном презабавном заведении. Там и для тебя найдется место. У меня отличные отношения с главным, могу замолвить за тебя словечко.
– А что там делать? – спросил я. – Вдруг я не сумею?
– Не знаю, как толком объяснить. Это вроде исследовательской лаборатории… лаборатория мысли. Сидишь в четырех стенах и думаешь.
– И все?
– Угу. Звучит диковато, а? На самом деле это не так уж дико. Входишь в закрытую кабинку и получаешь карточку, а на ней напечатан вопрос, какая-то задача. И ты думаешь над этой задачей, причем думать надо вслух – будто говоришь сам с собой, иногда сам с собой споришь. На первых порах словно бы неловко, но потом привыкаешь. Кабинка звуконепроницаемая, никто тебя не видит и не слышит. Наверно, какой-нибудь аппарат записывает твои слова, но если он и есть, так где-то скрыт, его не видно.
– И за это платят?
– Да, и неплохо. Прожить можно.
– А для чего это все?
– Мы не знаем, – сказал Элф. – Не то чтобы никто ни разу не спросил. Но тут такое условие: когда поступаешь на работу, тебе не объясняют, что к чему. Наверно, они проводят какой-то эксперимент. Я так думаю, за этим стоит какой-нибудь университет или научно-исследовательский институт. Нам объяснили, что, если мы будем знать, в чем суть, это повлияет на ход нашей мысли. Невольно станешь подгонять свои рассуждения к конечной цели эксперимента.
– Ну а результаты?
– Нам не говорят. Для каждого, кто вот так сидит и думает, существует особый план, но, если знать его заранее, это может помешать развитию мысли. Сам того не замечая, начнешь подстраиваться к схеме, соблюдать какую-то последовательность или, наоборот, попробуешь вырваться из рамок. А когда не знаешь результатов работы, нельзя угадать основную схему и нет опасности, что она свяжет твою мысль.
Мимо по улице покатил грузовик, в тишине «Берлоги» его громыхание показалось оглушительным. А когда он проехал, стало слышно, как о потолок бьется муха. Те, кто занимал отгороженный столик у входа, видно, ушли или, по крайней мере, замолчали. Я обернулся, поискал глазами Гранта – его не было. Тут я вспомнил, что с самого начала не увидел его в «Берлоге». Что за чудеса, ведь я только что дал ему доллар!