Вся правда во мне - стр. 4

Это был ты.

Мне хотелось убежать, но кувшины нужно было наполнить, и как бы это выглядело, если бы я все бросила? Я никак не могла решиться отпустить деревянную ручку, я ты мне улыбнулся.

– Давай попробуем вместе, – сказал ты. Накрыв мои руки своими, ты стал вращать колесо. Мои руки без всякой пользы повторяли твои движения. Уверена, что мои щеки в этот момент стали красными как вишни. Ты ведь уже стал к тому времени настоящим мужчиной. Как же неожиданно это случилось.

Ты вытянул ведро и разлил воду по кувшинам, потом протянул мне кружку, привязанную к ручке ведра, и дал напиться ледяной воды. Улыбка на твоем угловатом мальчишеском лице стала еще шире. От волнения у меня дрожали руки, и ты взял один из кувшинов и помог мне донести его до стола.

– Ты выросла, птичка-невеличка.

– Вот и мама говорит, – удалось мне выдавить. – Ей пришлось сшить мне новое платье, старое стало мало.

Я чуть не умерла от стыда. Говорить о платьях с мужчиной, тем более что этот мужчина – ты!

Я судорожно придумывала, как мне выкрутиться из неловкого положения.

– Она… заставила меня его расставить.

Он взглянул на мое платье, потом на меня.

– Ты здорово потрудилась.

Мы подошли к столу и поставили кувшины. Мария Джонсон увидела тебя и стала теребить завязки чепчика.

– Мистер Уайтинг, до обеда еще целый час, вам надо вернуться к работе, – сказала она. – А мы посмотрим, как вы нагуливаете аппетит.

Твой взгляд скользнул по смоляным кудрям, выбившимся из-под белого чепчика. Ты слегка приподнял шляпу, улыбнулся всем девушкам и удалился. Мария с Юнис, не отрываясь, смотрели тебе вслед. Я глубоко вздохнула и привалилась спиной к грубо вытесанной стене нового дома Олдрузов. Лотти поймала мой взгляд и улыбнулась, я с облегчением выдохнула.

Теперь я знала, что ее парень – не ты.

Это был последний раз, когда я с тобой разговаривала, последний раз, когда Лотти улыбалась.

На кленах появились первые красные листья. Утренний воздух был морозным.

Я видела на ветке ивы и наблюдала за деловито снующими бурундуками. Белка на верхней ветке сердито зацокала на меня, демонстрируя зубы, и замерла, как будто в ожидании ответа.

Золотистые лучики солнца играли на бледных листьях. Во всех проявлениях этой осенней красоты я видела тебя.

Силой ты пошел в отца, но лицо было мамино, только более мужественное и загорелое.

Я помню ее. Она была такой красивой, что молоденькие девушки ей завидовали, такой утонченной, что это даже вызывало раздражение у старух. Такой одинокой, что поддалась искушению и ушла куда-то на запад с темноволосым путешественником, остановившимся в вашем доме на постой. Пастор Фрай еще полгода после этого поминал в проповедях седьмую заповедь.