Вслед заходящему солнцу - стр. 16
– Да хотел тартыгам показать. Для острастки. Дабы малость размягчились.
– Ах, вон чего. – Взгляд дворского растерянно забегал. – Нет, не выйдет. Там нынче всё битком, не сунешься.
– Так и лучше, что битком. Пущай глянут, где окажутся, коль не сговоримся.
– Да нет же, говорю. – Раздражённо перебил Агибалов, но под пристальным взглядом Ивана, несмело предложил. – Уж ежели пугнуть хошь, можно в чёрную сводить. Там заплечник мой, Живодёром кличут, как раз крамольника спраша́ет. Такое увидать… Любого смутит.
Иван задумался.
– Живодёр, говоришь? Нет, слишком. Как бы удар не хватил. Таких-то малохольных.
– Это как знаешь. – К дворскому на глазах возвращалось спокойствие, а с ним и чувство превосходства. – Тебе видней.
– Ладно, коли так. – Согласился Иван. – Попробуем сами в мягких рукавицах взять, а уж ежели брыкаться станут, тогда в ежовых зажмём. Минька, давай.
Кивнув, Минька взбежал по трём крутым ступенькам к двери барышной избы, откинул запор и шагнул внутрь. За ним последовал Иван, Молот замыкал шествие и, войдя, остался на пороге – в предстоящем деле он пока был бесполезен. В начале их дружбы Иван всерьёз подозревал, что Фёдор немой, пока сам не услышал, как пристав на одном дыхании выдал таких скабрезностей в три этажа, что покраснели даже распутные девки с Никольских торговых рядов.
Тогда их матушка велела хорошенько проучить за строптивость новую девчонку. Что именно та натворила, осталось секретом, но трое пьяных подручных вошли в раж и стали творить такое, что от воплей бедолаги соседские собаки, скуля, порывались убежать подальше вместе с конурой. Вмешаться никто не решался, да и кому есть дело да беспутной девки, и только Молот не остался в стороне. На то, во что он превратил тогда семерых сторожей гулящего дома – ещё четверо позже прибежали на подмогу – Иван не мог смотреть без содрогания, но когда сам попытался остановить Федьку, тот, рыча, оскалившись по-волчьи, ошпарил его таким взглядом, что Иван онемел и прирос ногами к земле. А вот когда уже после драки матушка решила пристыдить буяна, Молот и выдал ту знаменитую тираду, без единой запинки объяснив сводне, что, как и сколько раз он проделает с ней, если подобное повторится. Но такая вспышка случилась единственный раз, и все три года, что прошли с тех пор, Федька Молот был так скуп на разговор, словно платил чистым золотом за любое сказанное слово.
В барышной избе на сыром земляном полу, кое-где присыпанном соломой, в разных позах лежало и сидело десятка два человек. Большинство в оборванной изношенной одежде, с патлами отросшей бороды и нечесаной гривой, густо покрытой гнёздами вшей. Подождав, пока глаза привыкнут к полумраку, Минька отыскал вчерашних татей. Все пятеро расположились у стены, рядом отхожей бочкой, от которой разило так, что даже труп, наверняка, сумел бы встать, чтоб отойти подальше. Но юные гуляки видимо, измучились настолько, что не находили сил подняться. Они лежали на куче гнилой соломы, накрытые грязной дырявой кошмой. Присев рядом, Минька откинул войлок и, разглядев Перевёрстова, ткнул его в ногу пустым концом шестопёра. Пленник вздрогнул и, приподнявшись на локте, обвёл избу мутным больным взглядом, в котором при виде Миньки затеплилась надежда.