Всесожжение - стр. 40

Где-то внутри прорастает странная надежда, что если умерла копия, то настоящий мозг Антона жив, находится в какой-то зародышевой форме либо функционирует в теле другого человека. Может, Антон пошутил над нами, обманул всех. Я цепляюсь за лезвие бритвы.

В конце концов Надя просит, чтобы я отправился на покой. Она порой использует такие старосветские обороты, но её забота искренняя. Она беспокоится обо мне, потому что так запрограммирована, у меня нет никаких сомнений по поводу её мотивов. Я подчиняюсь цифровым распоряжениям, так как сам не могу распутать эту реальность. Дата похорон кажется странной – нет повода торопиться, но если Надя хочет, чтобы мы попрощались с Антоном завтра, пусть будет так. Мы как можно быстрее должны скинуть с себя балласт Сулимы и направить всё своё внимание на будущее. Месячное ожидание активации отца может быть убийственным для семьи. Нам необходим ясный ум. Особенно сейчас.

Я отказываюсь от химического сна и сетевого психоанализа, предложенного Надей. Мне нужно время. Я думаю о Пат, потому что гибель Антона вызывает воспоминания о её смерти.

И опять я возвращаюсь туда. Снова стою на крыше офис-центра High Medical Solutions[16], смотрю на дырявый неон, который пульсирует красным. Подхожу к краю, тяну за собой спасательный кайт и заглядываю через хромированный барьер. На расстоянии ста пятидесяти этажей, внизу, огонь съедает мешанину из машин, я помогаю себе зумом, чтобы хоть что-нибудь увидеть. На стене небоскрёба, по другую сторону от Женевского проспекта, замечаю след после удара дельтаплана, потрескавшиеся окна и сгоревшие фрагменты фасада.

Я катапультировался за несколько секунд до взрыва двигателя. Дельтаплан вошёл в сумасшедший штопор, врезался в дом напротив и упал на машины, ползущие по улице. Микровзрыв привёл к тому, что мы не нашли останков Пат.

Я видел отрывки этого зрелища, паря над аэродромом для вертолётов. Сейчас кайт выпускается автоматически, подстёгиваемый порывами ветра. С надстройки выбегают люди в чёрной униформе – Служба Охраны Дома. Кричат мне и отчаянно машут, чтобы я отошёл от края. Я останавливаю их взмахом руки.

Ухожу в памяти ещё дальше. Лето, несколько месяцев после происшествий на Соммос, площадь перед реабилитационным центром в Сигарде. На овальной клумбе растут розы: белые, кремовые и красные. По парковым аллейкам прогуливаются пациенты, у них повреждены конечности и сознания – жертвы несчастных случаев, аварий нано, отторжения трансплантаций. Лица, покрытые металлическим лишаём, глаза как мёртвые вулканы, мешковидные наросты на имплантатах, запах разложения. Они пользуются электрическими колясками и маленькими экзоскелетами (чириканье птиц смешивается с шумом приводов). Очередной ленивый день в обществе членов семьи и искусственных ассистентов типа R.