Размер шрифта
-
+

Всемуко Путенабо - стр. 32

У Анатолия неуютно. Чувствуется, что в доме нет женщины. Постоянной. Или желающей чувствовать себя хозяйкой.

Агеенко откидывает с кресла спортивные штаны, предлагает сесть, а сам, сложив руки на груди, располагается напротив:

– Интересуетесь Кириллом?

– Очень. – Искренность в глазах. – И его будущей женой. Извините, если напоминаю о неприятном.

– Да ладно, какое там.– Агеенко устало машет рукой. – Хотя… не без этого.

– Почему вы с Аленой разошлись? Из-за него?

– Как посмотреть. Честно говоря, все было предопределено задолго до Кирилла.

Взглядом Алекс просит расшифровать.

Анатолий опускает кисти на подлокотники. Вылитый царь на троне. Только без царства.

– Я по жизни человек не семейный. Не потому, что не могу, а не хочу. Не требую от других большего, чем могут дать, и не выношу, когда этого требуют от меня. Нет ничего лучше свободных отношений. Сейчас мне хорошо, у меня все так, как нужно. – Агеенко вспоминает, что спрашивали не о нем. – С Аленой в этом плане тоже все было в порядке.

Алекс внимательно слушает.

– Мы с Аленой не мешали друг другу жить, – продолжается исповедь. – Судьба свела нас, когда мне нужна была нежность, ей – сила, помощь и защита. Это именно то основание, те три кита, на которых строились наши отношения. Не больше. Плюс разница в возрасте – мне глубоко за сорок. Почти в два раза. Я понимал, что это не могло длиться долго. Каждый дал другому что мог.

– И тут появляется Кирилл… – подгоняет Алекс, – молодой, интересный…

Пыл рассказчика, только что пошедший на убыль, снова взлетает:

– Нет.

– Что – нет?

Недоумение гостя льстит рассказчику как оратору.

– Кирилл потом. – Ухмылка против поднятых бровей. – Сначала Аленка связалась с Вовкой, а он мой ровесник.

– – – – – – -


Любовь – культурная надстройка на половом инстинкте, направленном на существование и размножение вида. Да, именно так – если ты ученый сухарь. Потому что любовь – это нечто, что чувствуешь, но объяснить не можешь.

Ох, как чувствуешь…

Чертовы домофоны. Чтоб их, в бога душу мать в пекло через задницу, и много других случайно вырвавшихся нехороших слов. Кирилл гордится великим и могучим, но сейчас хочет орать обыденным обидным.

Открывать подъездную дверь никто не желает.

– Пожалуйста! – умоляет он. – Это срочно!

Смилостивилась одна старушка с самого верхнего, долгие ей лета. Щелчок запора слышен и снаружи. Зуммер. Кирилл ныряет внутрь.

Пусть сначала пятый. На нужную сторону выходят две квартиры. Кирилл начинает с ближней.

Сердце выпрыгивает. Дзинь-дзинь! Тишина. Еще раз: дзинь-дзинь! То же самое. Вот тебе и суббота.

Страница 32