Всему своё время - стр. 2

Два брата у Кости, оба моложе его, – Сергей и Владимир. Сергей искал сейчас нефть недалеко от Малыгина – родной, можно сказать, деревни; Володька же, этот черт, хоть и младший в семье, самым головастым оказался – в науку ударился. Вспоминая его, Костя всегда улыбался – он любил младшего брата.

У всех троих были квартиры в областном центре – у Кости как семейного человека побольше, двухкомнатная, у холостяка Володи тоже двухкомнатная, ему как ученому мужу, кандидату наук была положена дополнительная площадь, но менее роскошная, менее просторная, чем у Кости. Неустроеннее всех жил Сергей, средний брат. Человеком он был бродячим: сегодня здесь, завтра там, и как Володька, не обременен узами Гименея – не до женитьбы ему, раз все время мотается по тайге и болотам, – привык больше обитать в землянках, балках, засыпушках, дощаниках, спать на земле и в снегу, подстелив под себя охапку еловых лап, – словом, где и как придется, и на собственное жилье ему было пока наплевать. Сергею Корнееву выделили комнату в старом бревенчатом доме, сложенном прочно и по-сибирски старательно, будто средневековая крепость. Улица, где он жил, была глухой, сплошь в заборах, с темными промороженными домами, охраняемыми чуткими псами, которые, если что, шагу не дадут ступить, раздерут в клочья.

Костина жена, Валентина, работала на телевидении редактором, но часто вела и передачи, поэтому ее считали диктором. Она и выступала, кстати, лучше многих профессиональных дикторов – раскованно, с той непринужденностью, даже небрежностью, которая отличает талант от бездари. Любо-дорого смотреть, когда Валентина выступает по «ящику», как нынешняя молодежь зовет телевизор.

Идет вертолет вперед, одолевает километры. Только вот неспокойно что-то Корнееву на душе. Отвлекшись от своих мыслей, Костя прислушался к хлопкам лопастей, посмотрел на термометр. Минус тридцать. Для глубокой зимы мороз подходящий, в самый раз, а для ноября – крутоват. Но ничего, все равно природа равновесие удерживает: закручивая гайки в одном месте, отпускает в другом, вполне возможно, что у Сереги на буровой сейчас оттепель.

Покосился на второго пилота. Колесничук – небольшой, шустрый, как колобок, подвижный, румянощекий человек, почувствовав на себе взгляд командира, скосил глаза в его сторону.

– Раскочегаривает свой холодильник старик, уже тридцать за бортом, – проговорил Корнеев в черный пластмассовый пятачок ларингофона – бортовой переговорки.

Второй пилот в ответ улыбнулся широко, лицо его еще более округлилось, стало как пшеничный каравай. Он ткнул большим пальцем правой руки вниз. Есть общепринятая сигнализация: если дела идут хорошо, палец вздергивается вверх – известный жест, если средне, «ни туда ни сюда», – он ставится горизонтально, в положение часовой стрелки на тройке или на девятке, если же плохо – палец поворачивается вниз, к земле.