Всему свое время - стр. 27
– Ты что, ослеп? Налетел на почтенную даму, чуть с ног не сбил! – на него, посреди тротуара, обиженно пялилась женщина солидного возраста с небрежно накинутым на голову ярким платком. Она отвела в сторону свою правую руку, в которой держала зажжённую свечу, сверкая на солнце своими золотыми кольцами, украшавшими каждый её палец. Другая её рука придерживала большую вязаную сумку, что висела у неё за спиной.
Была она невысока ростом, но казалась высокой – такой тонкий стан мог быть только у танцовщицы. Или у бывшей танцовщицы. Она не была похожа на уроженку Альбиона, скорее на испанку. Кожа её была несколько смугла и отдавала каким-то чудесным золотистым оттенком. Её лицо, сохранившее былую красоту, было обрамлено иссиня-чёрными длинными, вьющимися волосами, хотя, присмотревшись к ним, можно было заметить среди них немало седых. А широко и смело раскрытые чёрные глаза, сияющие в лучах всё ещё слабого утреннего солнца, указывали на ее бойкий и независимый характер, но в то же время, похоже, добрый и справедливый. Всем своим видом она напомнила Артуру очаровательную Эсмеральду, героиню романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери», танцующую под рокот бубна, а точнее, актрису Джину Лоллобриджиду, давным-давно с триумфом сыгравшую эту роль. С той лишь разницей, что героине той было 16 лет, а атакующая его сейчас «Эсмеральда» была в уважаемом возрасте, и лет эдак на 40 старше… Как же мог он не заметить эту леди?
– Что застыл? – та бесстрашно сделала шаг в его сторону, словно вызывая его на поединок.
– Простите меня, мэм, – вежливо ответил Артур, слегка наклонив к ней голову и постарался было пройти мимо, но, похоже, женщина не собиралась так быстро сдаваться.
– Простить? И не подумаю! – бойко ответила она и горделиво выпрямилась, отчего её монисто из позолоченных монет и бляшек, бисера, бус, обработанных разноцветных камней и кораллов громко забренчало на груди, а ярко-красная юбка из шифона, длинная и расклёшенная, расшитая тесьмой и стразами, в такт её движению гармонично всколыхнулась, обнажив её босоножки на плоской подошве с ремешками, напоминавшими греческие сандалии и украшенные бахромой и пряжками. Если бы Артур не увидел её обувь, он мог бы с уверенностью подумать, что она босая.
– Я тут, видите-ли, исполняю священный обряд и пою «Джелем, джелем», а вам невдомёк. Или уши заложило? Идёте себе напролом. Вы меня испугали!
– Какой обряд, мэм? – машинально спросил Артур и тут же подумал, что всё происходящее – какая-то нелепая случайность, которая никак не должна его касаться…