Всемогущий - стр. 31
– Егор? – послышался сильный, глуховатый голос.
– Да, – отозвался тот.
Дверь одной из комнат открылась, и из нее вышел высокий, очень худой – кожа да кости – человек. Он был сед и иссечен морщинами, но от его желтых глаз исходила мощная магнетическая волна, а движения были хотя и несколько замедленны, но уверенны и точны.
– Почему так поздно и без предупреждения? – строго спросил он, закрывая за собой дверь комнаты.
– Извините, профессор, – сказал Егор, – надо было поговорить.
– До завтра это не могло подождать?
– Нет.
Некоторое время профессор Никитин – а это именно к нему пришел Егор – с сомнением, к которому примешивалось недовольство человека, вынужденного оторваться от более важных дел, смотрел на гостя. Затем он улыбнулся, обнажив желтые крепкие зубы, и толкнул дверь соседней комнаты.
– Ну что ж, проходи.
Егор вошел в комнату, оказавшуюся гостиной. Обои в полоску, диван-книжка с деревянными спинками, низкие неудобные креслица на деревянных же ножках, столик между ними с бронзовой пепельницей в виде лаптя и старыми журналами, стенка красного дерева, телевизор «Рубин», ковры на полу и на стене, громадная люстра на шесть плафонов, из которых сейчас горели только два.
Профессор уселся в одно из кресел, достал из кармана сигареты «Космос», прикурил от спички, загасив ее резким выдохом.
– Чего стоишь? – обратился он с нотками раздражения к Егору. – Садись.
Егор сел в жесткое кресло, затрещавшее пружинами, и вдруг подумал о том, что не знает, как начать разговор. До этого он бывал здесь только на правах ученика, и новая роль – равноправного партнера – была ему непривычна.
«Что ж, – подумал он, – сегодня день перемен. И вообще, сегодня мой день. Так что – смелее».
– Ну, что за срочность? – проворчал Никитин, выпуская струю дыма.
– Скажите, – начал Егор, – зачем вы сказали мне три месяца назад, что находитесь при смерти? Насколько я знаю – а я знаю – в ближайшие годы вам ничего серьезного не грозит.
Он покосился на сигарету профессора.
Тот, словно не услышал его слов, стряхнул пепел в пепельницу и вытянул свои худые ноги.
– Это хорошо, что не грозит, – сказал он.
– Лгать было зачем? – напрямую спросил Егор.
Никитин покосился на него. В его взгляде – орлином, немигающем – просквозила мимолетная растерянность, и это почему-то встревожило Егора. Вообще он ожидал подобной реакции. Но профессор был растерян сильнее, чем думал Горин, а его молчание служило тому лишним подтверждением. И чем он мог ответить, будучи прижат лопатками к полу, Егору оставалось только догадываться.
– Я знал, что ты рано или поздно об этом спросишь, – сказал спокойным тоном Никитин.