Всемирный экспресс. Поезд ночных теней - стр. 20
Касим выглядел озадаченным.
– Это тайна Брошенпустеля, а не Всемирного экспресса, – осторожно сказал он. – Понимаешь, Флинн? Тебе стоит спросить об этом мать.
Его слова поразили Флинн как удар молнии:
– Это невозможно.
Мысль о том, чтобы спросить раздражённую, взбешённую маму о Йонте, пугала сама по себе. А спрашивать её о Йонте и Всемирном экспрессе – это всё равно что поджечь спичку сразу с двух концов.
– Невозможно, – повторила Флинн в отчаянии.
До конца ужина никто больше не говорил о Йонте, гимне или выключившемся свете. Когда большинство учеников уже приступили к десерту (чизкейк в шоколадной глазури), внезапно открылась железная дверь в конце вагона, и тёмная ночь извергла в столовую два высоких, стройных силуэта. Первым оказался канадский доктор Бентли, окинувший вагон довольным взглядом доктора Франкенштейна, пробудившего к жизни своего монстра. Голос у него за спиной резко, словно холодный вечерний воздух, обдал затылок Флинн:
– Что я пропустила?
Флинн вздрогнула. Она взглянула в сторону двери – там стояла она: в ярко-красных лодочках, в узких очках на кончике носа, вызывающе уперев руки в боки. Гарабина. Она очнулась.
К звёздам
Гарабина прошла через вагон к буфету, как модель по подиуму. Все в столовой смотрели ей вслед. Флинн заметила облегчение в глазах учителей, но и недоумение на лице Кёрли. Она услышала, как двое третьеклассников восторженно присвистнули. В тишине вагона это прозвучало на редкость потерянно. Над столиками повисло напряжённое любопытство павлинов. Слышался только громкий и дробный перестук колёс.
Никто не произнёс ни слова – в то время как Гарабина положила в тарелку бигос и села на своё привычное место напротив Стуре Аноя. Бледный мальчишка, казалось, был этому не особенно рад. Гарабина, взяв ложку, помедлила и оглянулась на любопытные лица вокруг.
– Прямо не знаю, на что тут и смотреть, кроме как на мою неземную красоту, – громко сказала она.
Уже не в первый раз Флинн страстно захотелось держаться на глазах у всех с такой же уверенностью в себе. Она ждала, что лампочки в поезде опять начнут мигать, но ничего подобного не происходило. Может, Даниэль всё-таки прав и внезапная темнота за ужином была просто перебоями в подаче электроэнергии.
– Как вы думаете, почему Гарабина ничего не сказала? – спросила Пегс на пути по бесчисленным вагонам Всемирного экспресса. – То есть почему она не поговорила с нами о том, что произошло на крыше в прошлое воскресенье? Надеюсь, у неё ещё будут из-за этого большие неприятности. – В уголках губ у неё остался шоколад, и она кружилась, напевая себе под нос школьный гимн. И всё же от Флинн не ускользнули нотки озабоченности в её голосе.