Всегда твоя Лика - стр. 9
Сейчас же, сидя за столиком в ресторане, где отмечали выпускной ученики всей параллели и их непростые родители, я валилась с ног от усталости.
Прежде удобная обувь теперь казалась мне пыточным инструментом средневековья. Платье почему-то вдруг начало весить тонну, так же, как и волосы, которые мне беспощадно распрямили утюжком.
Тетя в семь утра подняла меня, притащив в мою комнату какого-то полоумного стилиста с ярко-розовыми кончиками волос, а ведь он был мужчиной! Так вот этот самый «мужчина» не придумал ничего другого, как выпрямить мое богатство. После чего волосы стали будто темнее на несколько тонов. А длина так и вовсе была безумной. И… не моей.
Гладкие пряди доходили мне до бедер.
Вольская, увидев мое преображение, чуть не грохнулась в обморок, а слегка придя в себя, подвела итог, что волосы слишком уж длинные и надо их подровнять сантиметров на двадцать.
Ага… подровнять.
Я не далась. Злобно посмотрела на тетю, потом еще более отчаянно на розововолосого стилиста, и тот поспешил ретироваться.
Так что мои волосы остались при мне, а день продолжил меня радовать своим сумасшедшим темпом.
— Почему не танцуешь?
На Олино место присел ее отец.
— Да вы что, Эдуард Борисович, я устала, как ездовая лошадка или мул, какой-нибудь. Ног не чувствую совсем. — тяжело вздохнула я, и вытянула ноги под столом.
— А Олька моя вон, как отплясывает, — засмеялся мужчина, с гордостью смотря на дочь.
— Ну так она к каблукам привычная, они для нее продолжение ног, не меньше, — засмеялась я, с не меньшей гордостью поглядывая на подругу.
Я не понимала, почему лучшая подруга обвиняла своего родителя в безразличии, ведь даже самому невнимательному человеку на земле, посмотревшему на Моховина, стало бы понятно, насколько сильно тот любил свою единственную дочь.
— Ты уже определилась с поступлением? — поинтересовался мужчина, по-прежнему не отрывая взгляда от сумасшедшей девушки с коротким ежиком салатовых волос и в цвет им таких же неоновых шортах-клеш.
— Конечно, я уже давно решила, что буду поступать на управленца. Пока я мало что понимаю в бизнесе, тем более производственном, но я хотела бы продолжить дело отца и быть в этом более компетентной.
Нехорошо, конечно, прикрываться именем погибшего человека.
Ой, нехорошо, Лика, делать свои стремления и цели более благородными, чем они есть на самом деле. Нехорошо!
Мое подсознание возмущалось, где-то глубоко… очень-очень глубоко, пока я сама, запихнув все эти неразумные мысли, еще глубже, натянув улыбку, делилась планами с Эдуардом Борисовичем.
Мужчина же, услышав мой ответ, наконец-то повернулся ко мне и как-то странно прищурился. Я подумала бы, что он удивлен, но по его лицу невозможно было ничего прочитать. Вмиг испарился добродушный дяденька, в глазах которого плескалась безусловная любовь к дочери. Теперь передо мной сидел лучший юрист Москвы, хваткий, цепкий и умевший «держать лицо» человек.