Все зависит от кошек - стр. 4
Я оканчивала школу, до выпускных оставалась пара недель. И тут к нам домой заявился Леха. И как всегда зазвучала тема Судьбы.
– Куда поступать собралась, барбандия?
Я, гордо выпятив губу, заявила:
– В Штиглица, в Академию.
– Неплохо, самое место для таких колхозниц. Научишься табуретки проектировать. Понесешь масскультуру в массы.
И дальше он прочел мне связную лекцию об ожидаемом скором витке автомобилестроения, о том, что уже пошла тенденция возврата к механике. Что эти повсеместные беспилотники лишают настоящих мужиков возможности управлять движением, а значит, управлять своей жизнью и судьбой. Что настоящую механику сейчас хрен найдешь, все давно погнило-поржавело, а значит, есть перспектива первыми впендюриться в эту нишу. Короче, пойдешь, лахудра, вместе со мной на автомобилестроительный в политех.
Чего, думаете, я не пошла? Пошла. И уже на третьем курсе мы открыли мастерскую по сборке автошек с механической коробкой и любым вариантом кузова, распечатанного на 3D-шке. И поперло. У нас очередь стояла. Получив дипломы, мы вложились в новую технику, это была уже роботизированная линия, завод, можно сказать. Не слишком большой. Товар все-таки штучный. Не массовое производство.
А три года назад Леха в землю обетованную укатил. Насовсем. А мне свою кошку оставил. Чего вдруг у него в черепушке перевернулось, не знаю, а только он кипу напялил и бороду отрастил. Правоверным иудеем заделался. Мы по бабушке, у которой летом тусовались, оба с ним евреи, только дальше он по маме, а я по отцу. И выходит, что он, Алексей Егорович Воронин – еврей, а я, Татьяна Марковна Ройзман – русская.
А за Лехой по осени потянулись клином наши родители, и Ройзманы, и Воронины. Новые гнезда вить на древней родине. Осталась я одна в Городе. Ну и ладно. Простору больше.
Я проснулась оттого, что солнце усиленно тыкало мне в глаз своим лучом-соломинкой. Опустила стекло и высунула голову наружу. Тепло, птички какие-то чирикают, насекомыши мимо носа летают. Благодать. Прямо передо мной на берегу ручья стояла девочка лет двенадцати. Худенькая, в какой-то обвисшей коричневой кофте с подвернутыми рукавами, в камуфляжных вылинявших штанцах, заправленных в ярко-желтые резиновые сапоги. На голове красная бейсболка козырьком назад. Из-под нее – две белобрысые тонкие косички. Она помахала мне рукой.
Я вылезла, метнулась в кустики. Стала собирать манатки. В голове у меня заполошными курами метались мысли: что делать с тачкой, где взять трактор, чтоб перепереть ее на тот берег, что там в этих Осинках, может, лучше остаться здесь, в маленькой деревне на пригорке, вдруг пустят. Девочка не уходила. Она села у ручья на камушек. Возле ее желтых сапог отиралась моя кошка. Чего она тут, девчонка эта?