Размер шрифта
-
+

Все зависит от кошек - стр. 14

В общем, часа три я стволы белила. Кошки зырили. Когда закончила, подошли к стволам понюхали, помотали бо́шками, будто обсудили вопрос и пришли к согласию: годно. Оно и правда, хорошо получилось, нарядно. Теперь за моим домом, прямо против окна – яркое белое пятно, «забор» из четырех белых до уровня моего носа яблонь.

А вечерком ко мне Гулькины нагрянули. С пирогом и трехлитровой банкой клюквенного морса. И под пирог с грибами и сладенький морс провели среди меня политинформацию по теме «Миграции цыган и чего от этого ждать».

– Чаво, Танька, цыган ня баисся? Вон Леся грит, тябе воны в городе аграбить хатели, – сказала Авдоша, оделяя меня здоровенным кусом пирога, я б таким, наверное, неделю могла б кормиться.

– Не, не боюсь. Чего их бояться, люди же. А это вообще мелюзга была. Голодные, наверное.

– Эта правильна, люди, чяво баяться. Тям боле, эта самае, воны скора тута появяца.

– Что значит, тут появятся, – я чуть пирогом не подавилась.

Представила себе, как из лесу вываливает табор цыган: кони, кибитки. Девки в пестрых многоэтажных юбках бренчат монистами. Визжат голопузые детишки. Парни в красных рубахах, в ухе серьга, за поясом нож… И вот уже этот хоровод колготится вокруг, горят костры, звенят серебряные струны:


Ой, чавелы,
начинается
плач гитары
разбивается
чаша утра…

И в бубны, в бубны…

А в середине этой свистопляски – я с кошкой на руках.

И поведала мне Авдоша под молчаливое одобрение остальных жующих пирог Гулькиных следующее: цыган в городе живет немало, давно они тут осели, еще до Великой Отечественной, их тогда насильно на землю сажали, кочевать запрещали. Это предыстория древняя. Поновее вот: у городских цыган, само собой, есть свой барон. Мужик он боевой, тертый. Не из наших, не из местных цыган, издалека сюда забрел, с большого городу Кишиневу, – «баро форо Кишинево». Пацаном болтался тут и там, подворовывал. Его ловили, отправляли в детские дома, он сбегал. Потом пырнул кого-то ножичком, хорошо, хоть не убил до смерти. Загремел в колонию. Звали его тогда Спиря Кречет, от фамилии Кречин. В колонии как-то остепенился. Как отрезало всю приблатненную мутную прежнюю жизнь. Был там командиром отряда, малолетних у́рок строил строго. Под выход упросил начальника колонии посодействовать ему; решил Спиря в военное училище подаваться. А как? У него ж аттестата за восьмилетку нет. Кто его возьмет? Плюс справочка об отсидке. Начальник посодействовал, устроил пацана для начала в ПТУ при заводе. А после, получив вожделенные корочки и паспорт, пошел Кречет в танковое училище. Воевал на первой чеченской войне, потом, уже полковником в отставке, ушел с лдпровскими добровольцами на югославскую войну. Навоевавшись, приехал сюда, осел в городе и стал собственно бароном. Здесь про Спирю Кречета слыхом не слыхали, здесь он уважаемый человек, Спиридон Борисович, баро Спиридон. А пять лет назад цыганский барон возьми да и рукоположись в священники православные. Теперь служит в местной церкви, оставаясь при этом главой всех местных цыган.

Страница 14