Все-все-все и Мураками - стр. 21
Туда хорошо ходить, если у тебя все хорошо: дома чистенькое белье постелено, посуда помыта, в холодильнике кое-что есть и в кошельке. Тогда, придя туда, смотришь и думаешь: вот ведь как все гадко бывает, а у меня вот все очень даже хорошо. Вот люди какие все – в грязи, больные, алкоголики, мразь разная… Вот как все веселятся, какие все типа музыканты, какой вкус у всех нерафинированный, какие все негалантные, невоспитанные… А мои бедки – детский сад по сравнению с их проблемами…
Если настроение плохое или какие-нибудь жизненные или творческие неудачи, в «Исход» категорически ходить не рекомендуется. Я не советую.
Анжелка-то, конечно, без царя в голове. Взяла и японца сходу туда потащила. А если он после этого захочет культовое самоубийство совершить? Японская ведь душа – потемки. Хотя туда много иностранцев ходят. Из тех, что любят пикантность…
Я:
– И как там?
Анжелка:
– Дверь была заперта, стучимся. Парень какой-то замурзявый открывает, нагло так спрашивает: «Чего тебе?»
– Коля где?
Он:
– Коля в п…де.
Я:
– Это в буквальном или шутка?
Он:
– Ты кто?
– Анжела. Пойди доложи, если есть кому.
Он:
– Проходите, раз пришли.
Клуб закрыт, темно, лампочка у стойки только горит и пивом воняет страшно. За столиком Коля сидит в шинели и желтых рокерских пластиковых очках. Рядом Паша из галереи «Пупс» – пижон такой а-ля шестидесятые, в костюме бежевом, с волосами набриолиненными. Оба пьяные в дым. Коля улыбку такую кривую давит: «Привет, какие люди!»
Я:
– Коля, привела иностранца. Ему хотелось на твой «Исход» посмотреть.
Вру, конечно.
Коля говорит:
– У меня исход был позавчера, а сейчас все отлично. Вот, сидим, я не открывался со вчера.
Я Мураками этого перевести не могу. Я ему просто говорю:
– Всем приятно, что мы зашли.
Сама в это не верю.
Паша из «Пупса» по-английски может, блин! Все-таки образование у наших людей, как там… воспитанием, слава богу, у нас не мудрено…
Я, например, с трудом могу себе представить пьяного японского чувака в маргинальном клубе Токио, который сходу, под сильным градусом, мог бы тирады на русском языке выдавать.
Пашка-орел говорит:
– Всем еще больше будет приятно, если вы пойдете и бутылку в магазине купите, а лучше – две.
Мураками спрашивает:
– А что, в клубе нет?
Коля (блин, тоже по-английски!):
– В клубе кончилось. Я закрыт вообще, сидим тут просто.
Я по-русски им говорю:
– Это неудобно, иностранца посылать.
Коля:
– Никто его и не посылает. Мишка сгоняет.
А Мураками-то наш умный, лапочка, – вынул деньги и, гляжу, Мишке сует. Все понял. Мишка отвалил. А мы стали за столиком ждать сидеть и, так сказать, общаться. Я решила моего Мураками не представлять. Сказала просто: «Это Харуки». Они не просекли: Харуки так Харуки. Паша ему начал про «Клязьму» что-то, типа про выставку современного искусства – сколько там кто выжрал, какую кто яму концептуальную вырыл, кто и что себе покрасил… Вижу, прикалывается. Тут Мишка с бутылками подвалил, с «Гжелкой», и нарезку из бекона еще притащил. Разлили, выпили. Коля начал (все-таки хуже он говорит по-английски, чем Пашка) Мураками про клуб рассказывать.