Все в руках твоих - стр. 33
– Ха-ха! – усмехнулся ехидно Вапл, когда промахнулась.
– Та пожалуюсь! – представив, как ему придётся объясняться с главой семьи и старейшиной, она показала язык.
Вапл гневно рыкнул и, хлопнув себя по колену, вышел.
Зверь отпускать её не желал. Уже зад болел от сидения, руки чесать устали, поэтому Тома решила размяться и сделать полезное дело. Знаками попросила толпящихся на выступе зрителей принести метлу. Одежда испорчена, пару раз вляпалась в зловонную кучу, потому терять ей нечего, зато скотине приятное сделает.
Получив метёлку, под пристальным вниманием публики Тома занялась генеральной уборкой.
Когда собранный сор выбросили, принесли чистую солому и тряпьё, хряк подобрел, но при новой её попытке выбраться из загона, вцепился в тунику и стянул обратно.
Смирившись, Тома решила умыться в поилке. Поплескалась, кое-как отмылась, но стала замерзать, потому что стены каменного хлева не прогревались солнцем.
«Ещё месяц такой жизни, одичаю и распрощаюсь с рассудком. Знаете ли, второй раз угрожают то убить, то сожрать! Нервы на пределе. Интересно, кто так настойчиво хочет моей лютой смерти? – свернувшись калачиком на потёртом коврике, который пожертвовал кто-то из добродетелей, погрузилась в размышления. – Родных у меня тут нет. Богатства тоже нет. Кому и почему я могу мешать? Неужели кто-то против, чтобы я приручила Хрюшу? Это его так ненавидят или меня?»
На выступе остался лишь скучающий Вапл с парой молодцов и добрые старушки, которые принесли еды и одеяло со сменной одеждой.
Когда Томка развязала мешок со снедью, от вожделения слюни потекли не только у неё. Радостный зверь мигом подобрался ближе. Мгновенно, не жуя, проглотил первую лепёшку, стал выпрашивать вторую.
– Не так быстро, дружок! – Тома сжала в кулаке кусок угощения. – Дай лапу.
«Ничего не знаю! Отдай!» – явственно читалось в глазах зверюги. Для вразумления и правильного воспитания новоявленной дрессировщицы аккуратно прикусил ей руку.
– Нельзя! Фу! – возмутилась Тома.
Но Хрюша, обладая упрямым, своевольным характером, продолжал сжимать зубы. Тамара посмотрела в наглые карие глазки и спокойно, как можно увереннее произнесла:
– Если покалечишь меня, вряд ли кто-то другой решится принести тебе что-нибудь вкусненького. Будешь до конца жизни сидеть в вонючем хлеву. Никто не почешет тебе пузо, не рискнёт навести порядок. Разве только ради этого сложно пода́ть лапу? В конце концов, мы оба в одной лодке, – челюсти сжиматься перестали, но руку упрямец не отпускал. Подумав мгновение, чуть сильнее сжал зубами руку, и лишь потом отпустил.