Всё в прошлом. Теория и практика публичной истории - стр. 6

(Андрей Завадский), и «переосмыслять», как в главе о гендере, сексуальности и квир-исследованиях (Катерина Суверина, Влад Струков). В этом же разделе – и вместе с тем обособленно, в виде приложения – размещен текст «Колониальный омлет и его последствия: о публичных историях постколоний социализма» (Сергей Ушакин). Это одновременно и теоретическая глава, обсуждающая возможности и проблемы применения постколониальной теории для осмысления (пост)социалистического прошлого, и статья, на метауровне иллюстрирующая представленный в этой книге подход к анализу публичных репрезентаций прошлого.

Еще раз подчеркнем, что размещение главы о комиксах в разделе «Показывать прошлое» не означает, что в этом жанре нет игровой компоненты. Нахождение главы о современном искусстве в том же разделе также не указывает на то, что оно всегда миметически отражает – показывает – прошлое. Равным образом почти все главы из раздела «Играть в прошлое» могли бы с таким же успехом оказаться в посвященном визуальным репрезентациям разделе «Показывать прошлое». Иными словами, структура этой книги могла бы быть совсем другой, но это не имеет ровно никакого значения. Разделы, которые мы предлагаем, призваны сделать чтение этой книги приятным и увлекательным. Ни больше ни меньше.

Каждая глава состоит из введения и историографической части, отвечающих за «теорию» в названии этой книги, а также обзора, где авторы показывают возможности и способы анализа конкретных практик публичной истории. Кроме того, главы снабжены списками литературы для продвинутого чтения, которые будут полезны читателям, желающим углубиться в конкретную тему.

Публичная история родилась вследствие общественного интереса к переосмыслению прошлого, а также в результате влияния новой социальной истории, вернувшей в науку живого человека. Ее развитие в англоязычном мире, с одной стороны, стало итогом обновления системы координат научного познания, а с другой – способствовало дальнейшему развитию этой системы. Постепенный отказ от застывшего «объективного» и «истинного» знания позволил академическим историкам выйти из своей башни из слоновой кости к людям, а исторической науке – осознать влияние настоящего на методы и структуры производства исторического знания. Мы очень надеемся, что утверждение публичной истории в русскоязычном пространстве будет способствовать подобным переменам и в отечественной науке, все еще запертой в своей обособленной реальности, как языковой, так и институциональной.

Если эта книга станет мостом между активно и успешно развивающимися общественными проектами, посвященными прошлому, и академическим миром, наша задача-максимум будет выполнена. Мы благодарим вас за интерес и желаем приятного – и познавательного – чтения.