Все тайны Москвы - стр. 31
Мнишек прожил в лагере четыре месяца, имея с Мариной весьма холодные отношения и общаясь, в основном, с Дмитрием, а затем отбыл в Польшу. Там он понял, что самозванец польского короля не интересует, а чтобы его не присовокупили к этому обману, прервал с Дмитрием и Мариной всяческую переписку, говоря, что дочь действует по своему разумению.
Российские города, узнав о том, что Марина Дмитрия опознала, один за одним переходили на сторону самозванца. Стояла твердо лишь Москва. С наступлением осени табор стал обустраиваться: копались землянки, те, кто побогаче, ставили избы, для лошадей из хвороста с соломой создавали загоны. Это был уже полноценный город, хотя и совершенно разбойничий. Сюда стекались любители азартных игр, легкодоступные женщины, винокуры. Одних торговых людей, которые стояли отдельно от военного лагеря, насчитывалось около трех тысяч.
Но всю эту роскошь надо было на что-то содержать, и рыскавшие по окрестностям фуражные экспедиции весьма озлобляли московитов. Города начали понемногу откладываться от Дмитрия и снова давать присягу Шуйскому. Необходимо было взять Москву, в которой Шуйского терпеть не могли так же, как и во всей остальной России, но она была слишком хорошо укреплена. Между тем с севера к Тушину шел, громя отряды самозванца, Скопин, с Волги – ополчение Шереметева, а с запада – польский король Сигизмунд, которому, чтобы завоевать Московию, самозванец был не нужен.
В ноябре 1609 года Сигизмунд послал в Тушино депутатов, которые, минуя самозванца, обратились напрямую к полякам, призывая их идти в королевское войско. Те начали торговаться, говоря, что Дмитрий им обещал за взятие власти двадцать миллионов злотых, а сколько даст король? Когда же Дмитрий поинтересовался у Рожинского, зачем приехали королевские комиссары, тот ответил: «А тебе, б… сын, что за дело? Они ко мне приехали, а не к тебе. Черт тебя знает, кто ты таков! Довольно мы уже тебе служили».
Дмитрия все начали шпынять, и он понял, что дело уже совсем плохо. Переодевшись в крестьянское платье, он бежал в Калугу, откуда начал рассылать грамоты с призывом поляков бить, а все их имущество свозить к нему в Калугу. Неизвестно, был ли этот побег совершен по договору с Мариной или втайне от нее. Но Марина, лишившаяся любимого мужа, царства, преданная отцом, а церковью рассматриваемая не как человек, а как орудие борьбы с православной схизмой, была уже другая. От ее былой московской наивности не осталось и следа.
Бегство самозванца подорвало торг поляков, и пришлось им стать сговорчивее. На стороне Сигизмунда выступили и русские бояре, говоря, что не хотят иметь царем Шуйского, а желают на царство Сигизмундова сына Владислава.