Все страсти мегаполиса - стр. 39
Ей показалось, что в ее голосе звучат нотки истинно ангельского терпения. Но Пете, видимо, так не показалось.
– Извините… – пробормотал он. – Я не сообразил, что задаю бестактные вопросы.
– Ничего, пожалуйста. Приятно было познакомиться, – простилась Соня.
– А мы ведь не познакомились, – сказал Петя.
– Как же не…
И тут она сообразила, что в самом деле не назвала ему даже своего имени.
Выходит, всего два месяца московской жизни сделали ее предельно практичной. Нет необходимости продолжать знакомство, значит, можно и имя свое не называть.
От этой мысли Соне стало почти весело. К тому же Петино круглое лицо, слегка раскрасневшееся, наверное, от волнения, выглядело трогательным, а потому смешным.
– Меня зовут Соня. Соня Гамаюнова, – сказала она, на этот раз не сдерживая улыбку.
– Красиво! – восхитился Петя. – А моя фамилия Дурново. Петр Аркадьевич Дурново.
– Как-как? – удивилась Соня. – Странная какая фамилия.
– Не такая уж странная. Весьма старинная. Скажите, Соня… А могу я записать ваш телефон?
– Пожалуйста, – пожала плечами Соня.
Она диктовала свой номер, Петя щелкал клавишами телефона, очень дорогого, такого же элегантного, как его машина…
«А зачем я ему этот номер даю? – вдруг мелькнуло у Сони в голове. – У меня же в Ялте прежний будет, не этот».
Она поняла это так ясно, что даже замолчала. Московский номер устарел. А давать Пете немосковский было ни к чему. Зачем ему звонить ей в Ялту?
– Еще две цифры, – сказал Петя.
– Что? – Соня вздрогнула.
– Вы не продиктовали еще две цифры. Или я ошибаюсь?
– Нет… То есть да… Петр, мой телефон вам совершенно не нужен.
Не глядя в его удивленные глаза, она резко, чуть не сломав каблук, развернулась и скрылась за дверью общежития.
Глава 8
«Проигрывать тоже надо уметь. Главное вовремя понять, что ты проиграла. Тогда и разочарования не будет. Наверное, не будет».
Соня сидела на кровати и складывала вещи в дорожную сумку. Сумка была неудобная, мягкая и без колесиков. Тащить ее было тяжело, и вещи в ней мялись. Ну да не все ли ей теперь равно? Дома погладит.
При мысли о доме ее охватывало странное чувство. Прежняя ялтинская жизнь не вызывала у нее отвращения. И то, как она жила три месяца в Москве, не вызывало такого восторга, который мог бы затмить прошлое, сделать его тусклым и серым в ее сознании. Но и облегчения, не говоря уже радости от того, что скоро она окажется дома, в привычном и добром к ней мире, Соня тоже не испытывала.
Она не хотела уезжать из Москвы. Ей незачем было оставаться в Москве. Осознание того и другого занимало в ее голове равное место. А что творилось у нее в душе, она не понимала.