Все сложно - стр. 33

– Все живут, как будто ничего не случилось… Планета вертится.

– А если бы она остановилась, тебе бы стало легче?

– Да! Это было бы не так обидно, – сквозь горькие слезы смеется Котька.

– Давай я все-таки позвоню твоему психологу.

– Не нужно. Я пока не хочу.

– А чего ты хочешь?

– Чтобы мне отменили лекарства, которые убивают меня быстрее рака!

– Ты же в курсе, что тебе назначили самое лучшее лечение, правда?

Котька отворачивается к окну. А я, хоть и понимаю, что это противоестественно, опять начинаю себя накручивать. А вдруг она в этом не уверена? Вдруг ей кажется, что всех наших действий недостаточно? Или винит… Что на ее месте, допустим, не я. Или кто-то другой. Я ведь и сама частенько задаюсь этим вопросом.

– Может, тебя что-то не устраивает? Мы могли бы обратиться в другие клиники. Например, за рубежом.

– Мам, мы изучили их все и решили, что здесь делают то же самое.

– Да, но…

Я не знаю, что! Я просто не знаю. И меня убивает бессилие. Как же правы те, кто говорят, что рак приходит не к конкретному человеку. Он приходит в семью. И медленно-медленно ее пожирает.

– Все нормально, мам. Не обращай на меня внимания. У меня, наверное, опять стадия злости. Это пройдет.

– Ладно.

– Доктор хочет, чтобы я осталась ночевать здесь.

– Значит, к этому есть показания.

– Я хочу домой.

– Понимаю. Но ведь это всего на одну ночь.

– Хорошо.

- Вот и славно. С кем ты хочешь ее провести? – я то и дело касаюсь Котьки. Американские исследования доказали, что пациенты, которые постоянно подвержены тактильному контакту, поправляются гораздо чаще. – Со мной? Или с Олегом?

– Одна. Я сейчас – не самая приятная компания. Мне лучше, и вам совершенно не нужно сидеть у моей постели. Ты ж куда-то собиралась…

Котька стремится быть взрослой. Изо всех сил пытаетсяне завидовать, да… Но в ее последних словах читается плохо скрытый упрек. Он, конечно же, несправедлив. Умом я это понимаю, что не делаю ничего плохого тем, что пытаюсь жить. Но чувство вины за это никуда не девается. Оно разъедает, подтачивая ржавчиной изнутри мой хребет. Стальной и до этого несгибаемый.

– Сегодня открывается кинофестиваль. Я надеялась помелькать там, чтобы сбить прессу со следа своим сияющим и цветущим видом.

– Отличный план.

Ослабев за время нашего разговора, Котька говорит все тише.

– Мам…

– М-м-м?

– А спой мне колыбельную…

Моя рука в темных Котькиных темных волосах замирает. Колыбельные мы с рокером-Победными пели сильно специфические. Рокерские.

– Какую? – шепчу я, осипнув вконец.

– А давай «Серебро» Би–2.

Почему я даже не сомневалась в том, что она выберет? Сглатываю… И с трудом, сбиваясь, вывожу: