Размер шрифта

Всё и сразу - стр. 1

Римини и Клаудио Каццаниге
(1980–2020)

Я живу тем, чего другие во мне не видят.
Петер Хандке

Marco Missiroli

Avere tutto

* * *

This edition was published by arrangement with MalaTesta Literary Agency, Milan, and ELKOST International Literary Agency, Barcelona

Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Original edition: 2022 by Giulio Einaudi Editore SpA

Издательство CORPUS^>®

Июнь

Его звонок застает меня в супермаркете. Говорю «привет», он откашливается, но в ответ ни слова. По слухам, гоняет ночами на своей «рено-пятерке».

Спрашиваю, как дела.

– Прости, что беспокою, – говорит.

– Да брось.

Он затягивается сигаретой.

– Заплатили тебе в итоге?

– Пока нет.

Мы молчим – я так в детстве смотрел, как он чинит розетку, дверцу буфета, водосток на заднем дворе. На его легкие пальцы.

Потом говорю, что собираюсь в гости.

– В самом деле приедешь?

– У тебя же день рождения.

– А с работой что?

– Разберусь.

Через пять дней я в Римини. Жалюзи в доме опущены, дверь гаража нараспашку. Он, в своей вечной панаме, копается в помидорах.

– Привет, – отрывается от грядки, лицо блестит от пота. – В пробке стоял?

– Не, обошлось.

Проходя мимо, пытается перехватить у меня сумку, я уклоняюсь. Следую за ним в нижние комнаты, но в коридоре останавливаюсь. Только тогда он понимает, что спать я собрался наверху.

Поднимаю жалюзи в спальне, и лучи солнца, взметнув мелкую пыль, заливают стеллаж с альбомами футбольных карточек «Панини». Вижу в окно «рено-пятерку», на которой он ездит уже двадцать семь лет. Диск погнут, на бампере потертости. Дон Паоло звонил мне в Милан предупредить, что отца опять до самого рассвета не было дома, пахнет неприятностями.

– Да какие там неприятности…

– В баре говорят, что он приходит туда уже затемно, лицо перекошено… Ну, ты своего отца знаешь…

– Поговори с ним.

– Сам говори, Сандро.

Потом отец приносит наволочки и прочее. Заправляем постель, основательно встряхнув простыню, как это всегда делала она. Наши движения неторопливы и точны, а когда заканчиваем, он тотчас выходит из комнаты и удаляется на кухню.

Шарит по ящикам, гремит посудой, чем-то шумно хрустит. Заглянув, вижу: стоит на цыпочках на стуле, в консервах роется. Пузо наел.

Бесшумно, стрекозой спорхнув на пол, идет к плите, включает газ. Невесть откуда достает спичку, чиркает, головка вспыхивает: Нандо, стрелок с Дикого Запада.

Чуть позже выхожу привычным маршрутом. Пешочком по виа Маджеллано, по Ина Каза – кварталу социального жилья с его узкими улочками, где, прильнув к окнам, ждут наступления июня. Желанный июнь приходит, а с ним и толпы понаехавших на открытие сезона, и радостное предвкушение, которым мы так томимся вдали от моря.

До парка, чтобы стряхнуть с себя последние остатки Милана, иду, как всегда, мимо начальной школы, а потом срезаю двором подковообразного здания. К финишной прямой у бара «Дзета» ботинки уже окончательно запылились, а Север выветрился из головы: меня ждут молодые артишоки под соусом из тунца. Кто-то здоровается, кто-то шепчет: это ж сынок Пальярани.

Когда я возвращаюсь, в доме вкусно пахнет, но на кухне никого нет. Он торчит в моей комнате, проверяет москитную сетку. Кивает: порядок, мол, – и уходит. Успел выгрести все из тумбочки, прибрался на письменном столе. Сумка так и валяется на полу, но молния на сей раз расстегнута где-то на треть.

Ужинать садимся ровно в половине восьмого, но сперва он интересуется, погасил ли я свет. Какой еще свет? Да в комнате, откуда вышел. Совсем помешался на экономии, он и на нее ворчал: мол, ты не за «Энель»[1] замуж выходила.

Он запек цыпленка с картошкой, сделал соус с баклажанами и цветками тыквы. Глядя, как я обсасываю румяную куриную кожицу, берет и себе:

Страница 1

На следующую страницу