Время великих реформ - стр. 3

Первые слова, произнесенные нашим августейшим государем, когда восстановление мира позволило императору выразить свое мнение по этому поводу, были ясными и четкими: мы не скрыли своего мнения на заседаниях кабинета, мы по-прежнему его придерживаемся. Тем не менее, мы считаем своим долгом добавить, что, хотя результаты отнюдь еще не оправдали в полной мере наших ожиданий, мы сохраняем надежду не остаться одинокими в вопросе, где право и справедливость со всей очевидностью находятся на стороне дела, которое мы поддерживаем.

Что же касается Неаполитанского королевства, то, хотя речь пока не идет об исправлении положения, мы весьма опасаемся, что настало время для поисков путей предотвратить его ухудшение. Неаполитанский король подвергается давлению не потому, что его величество якобы нарушил одно из своих обязательств, которые по договорам возложены на него в отношении иностранных дворов, но потому, что в осуществлении своих неоспоримых суверенных прав он управляет своими подданными, как считает нужным. Мы могли бы понять, если бы в качестве дружеского предупреждения одно правительство давало советы другому, исходя из благих побуждений, даже если советы эти имели бы характер нравоучений. Однако мы считаем, что это является крайней чертой, на которой они должны остановиться. Сегодня менее чем когда-либо позволительно забывать, что правители равны между собой и что не обширность территории, а священность прав каждого из них обусловливает те отношения, которые могут между ними существовать. Желание добиться от неаполитанского короля уступок в отношении внутреннего устройства его государства путем угроз или устрашающих демонстраций означает насильственное замещение его власти своей, желание управлять вместо него, неприкрытое провозглашение права сильного над слабым.

Нам нет необходимости говорить Вам, милостивый государь, о мнении, которое возникло бы у нашего августейшего государя в отношении подобных притязаний. Его величество хотел бы надеяться, что эти притязания не будут осуществлены на деле. Его величество тем более хранит эту надежду, что такова также и доктрина, которую государства, причисляющие себя к странам, стоящим во главе цивилизации, и в которых принципы политической свободы получили наибольшее развитие, не переставали выдвигать в качестве собственного кредо. И это в такой степени, что они пытались применять ее даже там, где обстоятельства позволяли делать это путем крайне вольного ее толкования.

Благоволите, милостивый государь, каждый раз, когда два рассмотренных выше вопроса будут затрагиваться в месте Вашего пребывания, не оставлять никакого сомнения относительно мнения на сей счет нашего августейшего государя. Подобная откровенность естественным образом вытекает из системы, которую император принял в тот день, когда вступил на трон своих предков. Эта система Вам небезызвестна. Император желает жить в полном согласии со всеми правительствами. Его величество полагает, что наилучший способ для достижения этого – не утаивать своего мнения по всем вопросам, относящимся к европейскому публичному праву. Союз тех, кто в течение долгих лет вместе с нами поддерживал принципы, которым Европа обязана более чем четвертью века мирного существования, не существует уже в своей прежней целостности. Воля нашего августейшего государя не причастна к этому результату. Обстоятельства вернули нам полную свободу действий. Император решил предпочтительно посвятить свои заботы благополучию своих подданных и сосредоточить на развитии внутренних ресурсов страны деятельность, которая может быть перенесена за ее пределы лишь тогда, когда позитивные интересы России потребуют этого безоговорочно.