Время пить Херши. Сборник рассказов - стр. 15
Сумасшедший старик слушал Савелия зачарованно и неотрывно. Нижняя челюсть его давно отвисла, а в лиловых глазах вспыхивали и гасли утренние зори, горело полнолуние в ледяной тишине осенней ночи, взрывались каскады брызг от ударов взбешенного язя, и плавилась уклейка на тихой воде. Старик и Савелий уже тянулись друг к другу в теплоте понимания и какой-то родственности душ. Они встряхивали над головой кулаками, толкали друг друга в плечи, Савелий показывал размахом рук длину пойманной когда-то рыбины и пытался на пальцах объяснить старику характеристики мультипликаторных катушек… Все закончилось в один миг. Высокий старик вдруг оттолкнулся от земли и заторопился в сторону улицы, разбрызгивая лужи. Вскоре он смешался с толпой у торгового центра.
«Совсем у деда плохо с головой. В психушку позвонить что ли? Хоть еда будет у него и крыша над головой. Подлечат, глядишь. Завтра, все завтра…», – Савелий еще раз взглянул в сторону улицы, куда торопливо удалился безумный старик, и пошел домой.
Ночью он проснулся от яркого неонового света. Над двором висел мусорный бак, из которого торчали спиннинги, фидерные удилища и ледобуры разных конструкций. В баке стоял старик и строго смотрел на звезды. Яркая вспышка ослепила Хвастунова и бак исчез в темном небе…
Выбор
…Камень был холоден и бесстрастен. Он лежал здесь миллионы лет и видел многое. На его глазах взрывались вулканы, и падал с черного неба пепел, закрывая солнце. Вонзался в небо Триасового времени яростно-ликующий вопль аллозавра-убийцы, рвущего на части ленивого и глупого диплодока. Приходили гунны, и вздрагивал объятый торопливым пороком Рим от тяжкого гула множества коней. Но сходились герулы и гепиды на Каталаунских полях с золотыми римлянами, и умирали, бежали варвары, заливая горячей кровью холмы Галлии. Это было незаурядное событие и грандиозное зрелище.
В году 451-ом, в глухую ночь, рубились вслепую и нелепо случайно франки и гепиды. На встречных маршах произошла короткая и сумбурная резня. Пятнадцать тысяч человек не увидели утро. В день светлый и роковой открылась диспозиция, где Аэций ждал сражения на левом фланге, на правом – переминались в тревожном нетерпении везеготы Теодориха. Король аланов Сангибарн, ненадежно верный Риму, должен был принять удар в центре, где был с гуннами свирепоглазый Атилла и лучшие его войска.
Колебался Атилла и был тревожен, поскольку было ему предсказание, что, доселе непобедимый, примет он поражение и бесславие в этом бою. Но отступать было поздно. И тогда сказал Атилла своим солдатам просто и коротко: «Кто может пребывать в покое, если Аттила сражается, тот уже похоронен!». Страшно запели буцины и трубы, гордо поднялись вверх императорские имаго и аквиллы легионов, а под ними вспыхнули золотом панцири декурионов и тораксы. Ряды гуннов были темны и по-звериному настороженны. Ударили пращники и в небо поднялись свистящие точки, встречаясь с тучами стрел. Войска сошлись.