Время первых. Судьба моя – я сам… - стр. 11
У меня дома где только что ни висело. Я еще читать не умел, сестры мне читали про капитана Немо, и я проиллюстрировал полностью все, как это происходило, и у меня дома на гвоздиках кругом висели картинки. Они снимают, а я рисую опять и вешаю.
Я рисовал везде, много копировал, меня даже стали приглашать расписывать печки. Рисовал цветы: в основном – маки, колокольчики, использовал кусочки акварели. А когда я был в третьем классе, стал рисовать настенные ковры, отец мне помогал натягивать простыни на подрамник. Это были четыре сбитые доски. Я простыню помазком загрунтовывал, брал деревянный клей, немножечко мела, олифы, все это смешивал, и по этому грунту рисовал. То есть это был не настоящий ковер, а нарисованный. Потом я делал петли, чтобы этот ковер на петлях вешать. Дело в том, что тогда стены в бараках красили известью. И чтобы не пачкать кровати, а они всегда стояли у стены, использовались такие вот ковры. Это же только в приличных домах висели настоящие настенные ковры, а у остальных ковров как таковых не было, и их рисовали: вот – барышня с лошадью, а вот тут – лебеди плавают…
Я рисовал пейзажи, горы, оленей, и слава обо мне полетела, начали заказывать. Такой «ковер» стоил две буханки хлеба, и я этот хлеб заработанный домой приносил, а краски отец доставлял с завода в баночках. Хозяйственные, конечно… Там белила были, вместо черной краски «Кузбасслак» был, хозяйственная зеленая, охра… Я все это мешал, делал так, чтобы хоть какая-то цветовая гамма была.
А еще мои таланты оценили дворовые мальчишки, и мне доверили наносить контуры будущих татуировок. Кто хотел наколоть орла, герб или батальную сцену, обращался ко мне – эти рисунки мне особенно удавались. Но в глубине души я относился к татуировке очень брезгливо, на своем теле никаких художеств делать не позволил. Только зачем-то точку на запястье поставил.
Все у меня получалось, учиться, правда, некогда было, а так все нормально. И при этом я еще коров пас. А еще, особенно в 1946 году, когда есть было совсем нечего, мы с матерью ходили по полям и собирали прошлогоднюю картошку, которая там осталась.
1946 год очень голодный был. Из школы прихожу, и мы с матерью идем в поле, собирать прошлогоднюю гнилую картошку. Я заметил одну особенность. Там, где осталась картошка, образуется шишечка. Я подхожу и говорю: «Мам, на счастье рябых кур». Это у меня было такое детское заклинание. Раз, поднимаю – картошка. А мама жалуется, что у нее ничего нет. Я говорю: вот здесь копай и повторяй – «На счастье рябых кур». Раз, и она достает картошку. И так мы набирали целое ведро гнилой картошки. Мама ее мыла, перетирала на мясорубке, добавляла туда хлеба и делала блинчики. Или специальные блинные оладушки. Они назывались «сталинцы». Очень были вкусные. Безумно вкусные!