Время перемен - стр. 10
Она добавляет сливки в мой кофе и ставит обе кружки на обеденный стол.
Я благодарю Мутти за заботу и, обхватив пальцами горячую керамику, наблюдаю за струйками пара, поднимающегося с поверхности. В центре еще виден маленький водоворот. Наклонившись, отпиваю кофе и едва не выплевываю обратно в кружку: слишком горячо. Поглядываю украдкой на Мутти, ожидая выговора.
Но она, похоже, даже не заметила оплошности и смотрит сквозь меня безмятежными голубыми глазами, ожидая продолжения истории.
– Я и не собиралась беситься. В данной ситуации мне даже удалось сохранить определенное спокойствие. Думала, стану свидетелем смерти собственной дочери.
Мутти молча гладит меня по руке.
– Ну и что мы имеем на данный момент? – интересуется она.
– Непонятно. Ева, как всегда, ушла и не стала разговаривать.
Мутти берет кружку, делает глоток и снова ставит на стол. Потом пробегает указательным пальцем по ободку, будто перед ней бокал вина.
– По-моему, девочку следует отпустить, – изрекает она наконец.
– Твое мнение мне известно.
– Но ты такой вариант даже рассматривать не желаешь, верно?
– Вот именно! И вообще, определись, на чьей ты стороне?
– Разумеется, поддерживаю вас обеих.
Дело в том, что Ева бредит международными юношескими соревнованиями по конному троеборью, которые проводятся в Страффорде. Что ж, я сама виновата, в прошлом месяце разрешила ей участвовать в Кентерберийском конном троеборье во Флориде. Хотела поощрить за хорошее поведение и исправленные оценки, но Ева посчитала это началом своей спортивной карьеры. Кампания по моей психической обработке началась сразу же после соревнований, и с каждым днем дочь проявляла все больше настойчивости.
– Сама понимаешь, об этом не может быть и речи, – слабо протестую я. – Наш лучший конь Малахит совершенно непригоден для таких соревнований. Кроме того, у него скверный нрав, и при первой же возможности он сбросит Еву.
– Лучший конь вовсе не Малахит, а Восторг.
– Мутти, он же слепой!
– Только на один глаз…
– Ему семнадцать лет, – настаиваю я. – Даже если я позволю Еве выступать на Восторге, ему все равно скоро придется уйти.
– Тогда купи дочери другую лошадь, – пожимает плечами Мутти.
– Мы не можем себе позволить такую роскошь. Другая лошадь обойдется по крайней мере в сорок тысяч долларов. Никак не меньше. Ни ты, ни я такой суммой не располагаем.
– Можно попросить у Роджера.
– Ни за что на свете, – фыркаю я.
– А собственно, почему? Ведь он – отец Евы.
– Потому что у него и без того уйма расходов на новый дом, новоиспеченную жену и новорожденного младенца.